Скрипнул паркет. Вспышка полоснула по глазам. Руки сами натянули одеяло на лицо.
– Алечка, мы здесь!
Мамин голос приблизился, и Альбина ощутила ее руку на своей голове.
– Андрей, выключи верхний, я ночник оставлю.
Когда резь прошла, Альбина убрала одеяло и открыла глаза. Мама в ночной рубашке, с распущенными волосами опустилась на колени возле нее. Папа в пижаме стоял рядом. Родители переглядывались. Отец заговорил первым:
– Аля, может хочешь чего? Поесть?
Мама подхватила его слова:
– Да, я бульончик твой любимый сварила. Погреть?
Альбина почувствовала, как скрутило живот, тошнота подступила к горлу:
– Нет! – закричала она невесть откуда прорезавшимся голосом, отчего родители вздрогнули и снова переглянулись.
Мама присела рядом, погладила по руке приговаривая:
– Все хорошо, мы с тобой.
Ласковые слова отозвались царапающей болью под ложечкой. От них становилось только хуже. Мерзко. До тошноты… Альбина оттолкнула мамину руку, резко села, от чего комната и родители закачались, а в глазах зарябило, и сдавленно прошептала:
– Не буду! – хлынули слезы. – Есть не буду! – она почувствовала дрожь во всем теле. – Я… Хочу умереть!
Мама охнула, отпрянула назад, а отец начал старательно подбирать слова:
– Дочка, ты… Наверно… Лучше не… Мы же волнуемся с мамой.
– Оставьте меня! – Альбина отодвинулась к стенке, поджав колени.
Она – преступница, и принять заботу родителей, их утешения, не могла. Не имела больше права. Перед глазами отчетливо встала картина произошедшего на озере. Альбина застонала, обхватила голову и начала раскачиваться из стороны в сторону. Она явственно видела то самое лицо. И глаза…
– Я не успела, – она закрыла лицо ладонями и вновь повторила: – Оставьте меня!
Мама заплакала, а отец шумно задышал и поспешно проговорил:
– Да, да. Мы сейчас уйдем.
Альбина оторвала руки от лица и с тоской взглянула на родителей. Ей вдруг стало их очень жалко.
– Пойдем, Оля, – отец помог маме подняться, – свет оставим.
Альбина всхлипнула и сползла на подушку. Родители вышли. Она уловила обрывки шепота.
– Лекарство… Я попробую…
Отвернулась к стене, укрывшись с головой, подтянула колени к животу и затихла.
Альбина пребывала в странном состоянии между сном и бодрствованием. Беспорядочные кадры ускоряли свой бег, отматывая события в утро того злополучного дня. Вопросы без ответа роились в голове, как назойливые приставучие осы. А что, если бы не поехала? А что, если бы встала в другом месте? А что, если бы ушла раньше с озера? А что, если бы, если бы, если бы… Она куталась в одеяло, но холод шел изнутри, заставляя неметь пальцы. Сжала голову и замычала. Всего каких-то три дня назад… Резко навалилась спасительная усталость, и накрыло полузабытье.
Она шла босиком по белой ледяной равнине. Сильный ветер развевал спутанные волосы. Пот струился по лицу, намокшая сорочка прилипла к спине. Альбина знала, что должна идти вперед. Туда, где вдалеке маячил желтый огонек, похожий на пламя свечи. Жалкие сухие былинки клонились к земле, снежная пыль под ногами закручивалась в вихри. Опережая ее на шаг, из толщи льда вырастали столбы, и тихий голос, возникающий из ниоткуда, отсчитывал с тусклым однообразием:
«Один, два, три…»
Монотонный звук пугал и завораживал. Холод не ощущался, но двигаться становилось все труднее; Альбина боролась с желанием распластаться на промерзшей глади и навсегда слиться с ней. Вдруг кто-то затряс за плечо.
