Бабушка в чужие обещания
не поверила, но после слез Петры и криков Виктора согласилась показаться
гриммову целителю. При условии, что я эту идею поддержу. Анна всегда тонко
чувствовала мое настроение и увидела молчаливый протест. Вслух я о Гримме не
высказывалась, но выражение лица рассказало бабуле всю правду.
Я просила Виктора
что-нибудь придумать, ходила к отцу Нила, который работал в больнице, и даже
наведалась к одному целителю, пообещав ему сотню пророческих картин с будущим,
но любые мои слова и действия воспринимались братом и сестрой как нежелание
спасать жизнь бабуле. Не выдержав, я в один прекрасный день схватила Виктора за
руку и притащила в студию. Разворошила старые картины и вытянула ту самую, на
которой была Петра:
— Смотри! —
рявкнула я на испуганного брата. — Смотри внимательно, Виктор! Вот чем в итоге
все закончится – за помощь Гримма мы заплатим Петрой! Нашей милой Петрой,
любимой маленькой сестрой. Мы продадим ее монстру! По-твоему, бабулю порадует
такая сделка?!
И тогда я впервые
столкнулась с настоящим непониманием со стороны брата. То есть, Виктор всегда
дразнил меня, мы часто устраивали шуточные поединки и жутко ругались, как и все
родственники на свете, но я всегда знала, что Виктор на моей стороне. Он был
хорошим братом, если не лучшим. Но тогда он смотрел на меня, точно на ненормальную:
— Ты что такое
говоришь? Заплатим Петрой?! Несешь какие-то глупости, Саша!
— Разве ты не
видишь, что я написала?! — мы словно на разные картины смотрели, честное слово.
И это тоже ставило в тупик.
— Вижу, причем
отлично. Ты изобразила счастливую Петру на крыльце родного дома, а рядом с ней
завидного жениха, который, прознав о беде, пришел в чужой дом и предложил
помощь, да такую, за которую можно три жизни платить, а он предложил все
бесплатно! Любой брат с удовольствием отдал бы за него сестру, и я уверен, о
Петре он отлично позаботится.
— Ты знаешь его не
так уж и хорошо.
— Ты права. Но мне
нравится то, что я вижу.
— Еще летом он
собирался ухаживать за мной, — в отчаянии поделилась я, надеясь надавить хотя
бы на легкомыслие, — ходил по пятам, преследовал…
— Так это все
ревность? — не поверил ушам Виктор, даже отошел от меня на шаг. — Ох, Сашка…
вот зачем эти сцены – ты ревнуешь! И из-за такой глупости не хочешь, чтобы наша
бабушка прожила дольше? Боги, а я думал, мои сестры воспитаны иначе… что же ты
творишь, Саша?! — с нескрываемым ужасом спросил он.
— Да какая еще
ревность! Ты совсем ничего не понимаешь…
— Еще как понимаю.
Завтра ты скажешь бабушке, что согласна на помощь Киллиана Гримма, а после
будешь его благодарить. И только попробуй поступить иначе, Александра. Я после
такого в жизни на тебя не взгляну.
— Я… — слова брата
ранили, да так, что дышать стало трудно. Я же все ему объяснила, показала
картину, что грузом висела на душе, а он даже не стал слушать. В моих фантазиях
мы с Виктором должны были вместе прогнать проклятого Гримма прочь, а потом
самостоятельно найти способ помочь бабуле, но реальность больно ударила кулаком
в лицо.
— Я все сделаю,
как ты хочешь, — тихо пообещала я. — Но поклянись, что не расскажешь Петре о
картине, хорошо?
— Что за условие
ты мне ставишь?!
— Поклянись!
— Ох, да не ори
ты, а! Если тебе это так важно – отлично, клянусь! — процедил Виктор неохотно.
— Только смысла в этом никакого, сама знаешь, что написанное пророком не
изменить.
