Гримм криво
усмехнулся и заговорил:
— Даже если забыть
о том, что Виктор откровенно подсовывает мне твою наивную сестрицу… я был в
вашем доме не раз. Думаешь, я не узнал тот стол, за которым ты меня изобразила?
Он стоит в кабинете на первом этаже. Обстановка там тоже весьма напоминает твой
лживый набросок.
— Ну и что? Вы же
у нас практически поселились, не припомнить даже, когда мы в последний раз без
вас ужинали, так что все правильно – сидеть вам в будущем в нашем кабинете. Не
понимаю, что именно вас смущает, многоуважаемый герр Гримм.
— Вначале я
допускал и такую возможность, — неожиданно согласился этот Моров прихвостень, —
но вчера Виктор намекнул, что Петра – моя судьба. Его намеки и раньше тонкостью
не отличались, но этот был уж слишком очевидным. И тогда я вспомнил, как ты
сбежала от меня летом: никогда не видел, чтобы благовоспитанные фройляйн так быстро
бегали.
— Это странно, —
поддакнула я. По моему мнению, от Гримма не только благовоспитанные фройляйн должны
бегать, но и вообще все подряд. — Но я все равно не понимаю, чего вы от меня-то
хотите?
— Узнать, зачем ты
скрыла правду.
— У вас навязчивая
идея, герр Гримм, ничего я не скрывала! Если желаете, с Виктором я поговорю,
потому что с вами полностью согласна – не стоит ему вести себя так недостойно, вы
ведь можете неправильно все понять. Хотя в данной ситуации вижу и более логичное
решение проблемы – может, следует оставить нашу семью в покое? Я честно не
представляю, что вам от нас надо, герр Гримм, ведь судя по вашим комментариям,
ни Виктор, ни Петра не вызывают у вас особого восторга. Вы не успели
высказаться про бабушку, но не сомневаюсь, для нее у вас тоже пара оскорбительных
комментариев отыщется, такой уж вы человек.
— Ты просто
невероятна! — с обвинением и некоторой обидой в голосе заявил спасенный, но
наконец-то отступил и пропустил меня домой, куда зашла я на ватных ногах – вряд
ли у меня получилось обмануть Киллиана Гримма, ясное дело, скоро последует очередной
удар по моей жизни.
С братом я
поговорила (он еще больше уверился в моей ревности и даже намекнул, что
уступить родной сестре святое дело, особенно если речь идет о любви с большой
буквы и безоблачном будущем для всей нашей семьи) и даже отругала Петру, хотя
сестра во всей этой каше была виновата меньше всего. Петра и так росла хрупким нежным
цветком, а при Гримме и вовсе становилась немой, стесняясь и робея от каждого
его жеста и слова. Хорошо еще, что Гримм редко к ней обращался, иначе Петра бы
сваливалась в регулярные обмороки.
Чувства свои сестра
тщательно скрывала (как ей казалось), и она вполне готова была обожать Гримма на
расстоянии. Этакая первая фанатичная влюбленность, неуверенная, на первый
взгляд очень крепкая, но пройдет время, и она рассыплется в прах, новое чувство
полностью вытеснит все воспоминания о Киллиане Гримме, который, к слову, после
нашего разговора поумерил количество визитов, а иногда и вовсе пропадал
неделями. Пожалуй, я бы решила, что ситуация налаживается, если бы не моя
дурацкая пророческая картина – именно она все портила и заставляла жить в
ожидании очередной беды. И все мои попытки узнать о пророчествах побольше заканчивались
одинаковым ответом: ничего изменить нельзя, все уже свершилось и идет к
неизбежному результату. Тому самому, что на картине.
Бабушка над моей мрачной
нервозностью лишь посмеивалась:
