В этом же возрасте я пристрастился к порнографии, некоторые журналы я находил у своей матери в шкафу, также были подозрительные видеокассеты, которые я пересматривал в периоды отсутствия матери дома. Ключевым навыком было положить журналы на то же место и перемотать на исходное место видеокассету.
В это же время мать пыталась предпринимать какие-то попытки нелепых бесед на половые темы, было что-то невнятное на тему «тычинка – пестик». Но она быстро забросила эти попытки, хотя я ожидал, что она могла бы быть более просвещена, учитывая, что это все-таки была ее порнуха.
– Олег, возможно, она ее не смотрела. Таким людям достаточно просто факта быть рядом с чем-то запретным.
Как-то утром, после очередного запоя, мать попыталась дать мне какую-то еду перед уроками и достала из холодильника такие мини-сосиски. Я уже что-то ел в момент, когда она достала их, судя по тому, как радостно я воскликнул: «Оу, сосисочки!» – меня не устраивало то, что я ел, а мать, возможно, забыла о том, что я ем рядом, и доставала их для себя, отвлекшись на бесполезное шоу из телевизора, который всегда был горячее, чем кухонная плита.
В тот момент у матери произошел какой-то взрыв, трудно представить, чем я ее задел, возможно, размер полового органа ее вчерашнего партнера был схож с размерами этих мини-сосисок, но она разродилась причитаниями о том, что я «проглот». «Ты уже жрешь, и еще надо, – говорила она, – объедаешь меня… ты гундишь и гундишь… гундосый… полоротый… ты зверек».
В этот момент по телевизору крупным планом показывали жирные, старые и смеющиеся над глупой шуткой какого-то нафталинового комика хари. Они будто смеялись надо мной.
– Презрение со стороны родителей – это ключевой элемент эмоционального насилия, которое порождает токсичный стыд. Токсичный стыд – это эмоциональная матрица депрессии отверженности и заброшенности. Также это клей, который держит нас беспомощно застрявшими в флэшбэках (1).
…Мне с детства не давали говорить, или не выслушивали, или выслушивали лишь формально, во многом благодаря этому я научился неплохо выражать свои мысли в письменном виде, и в такие моменты, когда меня затыкали, у меня появлялось желание сжать зубы.
Вдобавок мать всегда упрекала меня тем, что у меня в дошкольном возрасте часто был открыт рот. Проблема заключалась не в том, что я не мог дышать через нос или что нос был часто заложен, просто почему-то так было. Стоматолог говорит, что нижняя челюсть у меня немного крупнее, и это во многом объясняет, почему большинство людей считает меня тупым из-за формы лица.
Мать часто кричала: «Рот закрой, выглядишь, как дебил». Где-то в двадцатилетнем возрасте у меня диагностировали бруксизм – скрежетание зубами ночью. Я до сих пор сплю
в эластичной каппе, защищающей зубы, и проблем с ними стало значительно меньше. Когда отец узнал об этом, он с уверенностью заявил, что у него тоже бруксизм («я-тоже»-прием).
В какой-то момент я решил, что ни с отцом, ни с матерью больше ничем и никогда делиться не буду, но они не оставляли свои дебильные попыточки что-то у меня узнать, и выглядело это еще более жалко и неискренне.
Мои родители несколько раз сходились и расходились. Как только появились первые уличные киоски, на рубеже девяностых и двухтысячных, конечно же, родители покупали мне батончики «Сникерс», которые сейчас являются просто непременным атрибутом любой прикассовой зоны, а тогда это был тот самый «Сникерс», мы покупали один батончик на троих – меня, мать и отца. Однажды откусил и уронил остаток в снег, но замешкался на мгновенье, и мать обвинила меня в том, что я «крысеныш все съел». В те редкие случаи, когда отец был рядом, он просто молчал или спал. Его прорвало на поговорить уже позже. После окончательного развода.
