Я не препод, я Учитель! - страница 4

Вот и мой отец, словно облако, приплыл из ниоткуда. Лишь много позже мне доведется узнать, что на финскую войну его забрали в январе 1940 года. А уже в апреле его ранили. Пуля финского снайпера пробила плечо, прошла через легкие и остановилась в нескольких миллиметрах от сердца. Её даже доставать не пытались, очень уж близко прильнула к сердцу. Наверное, у врачей крупные неуклюжие руки. Я бы своими крохотными пальчиками наверняка сумела подцепить проклятую пульку. Достать и выбросить в реку, чтобы папа свободно дышал, ходил и бегал. Чтобы не замирал, прижимая ладони к груди. А так его семь месяцев выхаживали в Полтаве, потом долго лечили на Азовском море. Комиссовали отца уже осенью, отпустив домой. Но не отдыхать, а работать. Поэтому долго папа у нас не задержался. Уплыл, как то же облако. Его командировали в Свердловск – в трудовую армию (только в 47-ом он смог к нам приехать в первый отпуск!) И теперь мы снова живем без папы: мама, старшая сестра Нина и я. Мне хорошо, я могу еще позволить себе детские игры, а вот сестра Нина работает не покладая рук. Пока мама ухаживает за коровами, боронит землю, высевает семена, косит траву и управляется еще с десятками дел, Нина исполняет работу по дому. Натаскать из реки воды, нарубить дров, подоить коз, присмотреть за мной – дел здесь тоже хватает. Хотя – что за мной присматривать? Я и сама ей уже помогаю. Понимаю, что через год Нина пойдет в школу, а значит, хлопот у нее прибавится. Я еще не знаю, что совсем скоро в нашем семействе произойдет пополнение, и у нас с Ниной появится брат Анатолий. С братом прибавится забот и тревог. Времени на игры совсем не останется, а про сахар с пастилой придется надолго забыть.

И все же в дремучих Маугли мы не превратились. Возможно, потому, что самые первые годы росли с любящими нас людьми. Ведь это так много, когда есть даже краткие минуты встреч и свиданий с родителями! Позднее я перечитала множество авторов, делящихся теми же чувствами – Толстого, Чехова, Шукшина, Крапивина… В письме к матери будущий Великий князь малолетний Николай Михайлович Романов пишет, как горько плакал в огромном дворце (!), ожидая материнского возвращения, как проникал в ее кабинет и, запершись, одну за другой целовал все ее любимые вещи. Это не просто детские чувства, это нечто магическое и всесильное. Возможно, любовь родителей и есть та волшебная энергия, помогающая превращаться из Маугли в Человека. И не просто в человека, а Человека мыслящего и Человека сопереживающего.

Кто знает, вероятно, обратные примеры объясняются тем же обстоятельством. Как известно, Иван Грозный, Петр I, Павел I, Николай I, Александр II – все тиранили собственных детей. Разумеется, с лихвой доставалось и обычным верноподданным. В итоге вся наша история – это сплошные протесты и бунты. Какие уж там – любовь с эмпатией…

Хорошо помню тот солнечный день – громкий топот копыт, и конь, несущийся по дороге. Возле каждого дома всадник притормаживает скакуна и срывающимся голосом кричит одно и то же:

– Войне конец! Победа!

Это мой родной дядя Коля. Совсем недавно он вернулся с фронта после тяжелой контузии. В деревеньке нет ни радио, ни электричества, ни водопровода, ни колодцев. Нет и больницы. Один-единственный телефон имеется только у председателя колхоза. От него мы и узнаем все новости.

Взволнованная и мало что понимающая, я поспешила в дом.