Я не препод, я Учитель! - страница 6

«Эй!» – такая вот замена родному имени… Подозреваю, отец Веры так и не услышал от дочери слово «папа». Такое простое и так сложно выговариваемое…

Перед глазами отчетливая картина… Я беру маленького брата к себе на колени, мы усаживаемся с ним на подоконник, смотрим в окно, как смотрят сегодня в экраны телевизоров, и ждем – мучительно долго ждем, когда придут сестра Нина и наша мама. Бесконечная вереница дней в ожидании родных людей. Сегодня мне кажется, что так проходила большая часть моего детства.

О чем я тогда размышляла? Умела ли думать вообще? Это и в наши дни большая загадка, что же творится в головах людей, а уж тем более – малышей трех и пяти лет. Да еще во время войны… Пап у нас не было, а мамам с нами разговаривать и играть было некогда. Если выпадали свободные от хозяйства минутки, то и их заполняли неотложные дела. Наверное, в городах жизнь протекала иначе, но я была типичным примером развития сельских детей 1939—40 годов.

Иногда, засыпая, я пыталась представить себе устройство мира. Вот моя деревня заканчивается, въезд в нее закрывают ворота в виде некрашеного шлагбаума. Если шлагбаум поднят, можно пройти по дороге некоторое время и зайти в другую деревню. А за ней еще деревни, города и, наконец, столица Москва. А дальше? Что расположено дальше? Наверное, конец Земли? Конец представлялся мне в виде моря, океана, который в тысячи раз больше нашей речушки Вязовки.

Воображение буксовало. Я никак не могла перескочить мысленно океан, не могла соединить его с небом. Это было какое-то отчаянное бессилие детского разума. Попытка объять необъятное…

Спустя много лет, когда я стала вести уроки астрономии, рассказывая ученикам о Вселенной, я всякий раз мысленно превращалась в ту девочку. И становилось до жути жалко, что никто до сих пор не придумал машины времени, и нельзя переместиться в те далекие дни, поведав несмышленой девочке о том, как огромен и интересен край Вселенной.

А вот еще один обычный день. Весна 1944 года, мой брат Анатолий уже вполне себе маленький человечек – ходит на своих двоих и даже разговаривает. На огороде этот человечек помогает мне пропалывать грядки. Но мы не просто занимаемся прополкой: лебеда с крапивой тоже идут в дело. Из зелени мама варит вкуснейшую похлебку. Но в этот раз мы опоздали. Всю нашу крапиву успели выкосить проворные соседи.

В семействе Колотовых четверо детей: три брата и одна девочка. Отец у них погиб на фронте, и еды им вечно не хватает. Не было у них овец и коровы, не было и бани. Моя сердобольная мама пускала их мыться в нашу собственную. Вот только мытьем дело не ограничивалось. Проворное семейство успевало не только помыться, но и неплохо поживиться на нашем огороде. Украдкой таскали картошку, морковь, репу. Ну, а по весне воровали крапиву с лебедой. Сестра Нина и я видели их в огороде неоднократно, но связываться с ними боялись, а маме ничего не говорили.

Однако в тот день я вскипела. Генка, средний брат Колотовых, ничуть нас не стесняясь, обрывал последние крапивные пучки на грядках.

– Ты что делаешь? Это наша крапива! – я шагнула вперед и сжала кулачки. Брат Анатолий отважно шагнул за мной. За отвагу мы и поплатились. Нехорошо улыбаясь, рослый Генка подскочил к нам и наотмашь стегнул крапивой по моим голым ногам.

– Вот и получай, если ваша! – он продолжал с упоением хлестать, а я стискивала зубы, чтобы не закричать, и не знала, что делать, как себя защитить. На глазах сами собой выступили слезы, а испуганный Анатолий и вовсе громко заревел.