Филипп едва сдерживался, чтобы не ударить парня по роже, продолжая бить, пока он не сдохнет, крошить кости, ломать, вбивать в мозг, превращая лицо в кровавую кашу. Но Чехов явно знал больше, чем говорил.
– Зачем она ему? Я, блядь, не верю, что спустя столько лет у него любовь проснулась! Как, сука, и у тебя.
– Чтобы тебя свалить… он хочет ее похитить, чтобы тебя шантажировать.
– И тебя для этого подослал? Выманить?
Чехов опустил голову.
– Он не посылал. Я хотел как-то все исправить.
– Но ты работаешь на него, да? – спросил Филипп вкрадчиво.
– У меня нет выбора, я еще с тех пор с ним.
– Этого в «курятник», вытащить все, что знает про Застрожного. Усилить охрану Виты и ребенка, глаз с них не спускать. С Тима и Любы тоже, – приказал Филипп.
– Если завтра к нему не приду, он догадается, что я был у тебя, – прохрипел Чехов.
– С чего ты взял, что мне не по хуй?
Сон медленно отступал. Вита лежала, не открывая глаз, ждала, когда Филипп ее обнимет и прошепчет: «Доброе утро, девочка».
Она привыкла просыпаться в его объятиях, но внезапно поняла, что в постели одна. Из спальни Тима и Любы доносился тихий смех. Ей тоже пора вставать, кормить Тему. Грудь налилась и ныла.
В особняке царила суета. Гости, оставшиеся на ночь, спускались к завтраку. Пока Вита дошла до детской, ей раз пять пришлось пожелать доброго утра и натянуть на губы приветливую улыбку, а самой было неспокойно от плохого предчувствия. Не мог Филипп наутро после первой брачной ночи просто бросить ее, что-то случилось. Воображение рисовало картины одна страшнее другой. Она не спрашивала его о делах, не касавшихся строек и «Пандемониума». Все, что относилось к теневому бизнесу, было под запретом, но иногда ей хотелось спросить.
Однажды Филипп приехал поздно ночью, она еще не спала. Ребенок отчаянно пинался у нее в животе, будто танцевал под музыку, которую слышал только он.
Подъехала машина, открылась и закрылась входная дверь. Вита ждала, что Филипп поднимется в спальню, но его все не было. Она спустилась на первый этаж, Филипп сидел в гостиной с бокалом кальвадоса в руке и смотрел в одну точку, на его светло-сером костюме багровели кровавые пятна. В раскрытом вороте рубашки виднелся бронежилет. Филипп моргнул, отпил кальвадоса, заметил ее.
– Ты чего не спишь?
– Ребенок волнуется, – ответила Вита, словно не заметила кровавых пятен.
Филипп поставил бокал на журнальный столик, встал, подошел к ней, положил руки на живот, оставив на пижаме багровые отпечатки. Малыш почувствовал прикосновение отца и затих.
– Сына Артемом назовем, – сказал Филипп, – он мне сегодня… он мне жизнь спас.
Вита помнила рыжеволосого парнишку-телохранителя, месяца два только работавшего на Филиппа.
Она накрыла ладони Филиппа своими, пальцы стали липкими от крови.
– Хорошее имя. Идем в кровать.
Филипп моргнул, заметил, что испачкал ее, отдернул руки и сжал кулаки.
– Ты иди, я еще посижу. Мне надо… подумать…
Вита ни о чем не спросила, но не ушла, села рядом с ним и прильнула к груди.
– Смотри, кто это у нас? – Софья приподняла младенца на руках. – Мама, да? Мама.
– Доброе утро! – сказала Вита, на этот раз искренне. – Пора кушать, маленький, проголодался?
Она села в кресло, приняла малыша у Софьи, освободила налитую грудь.
– Ай! – удивленно вскрикнула Вита, когда Тема жадно впился в сосок. – Ночь нормально прошла? Не кричал?
Софья отошла к пеленальному столику, усмехнулась:
