Я не вру, мама… - страница 12

– Вот, – непонятно кому сказал Анатолий Иванович, – думаю, сами разберетесь. Гриша, выйдем!

Державшийся за дверную ручку Гриша открыл дверь и, пропустив Анатолия Ивановича, захлопнул ее, оставив нас с Алисой вдвоем в кабинете.

«Смотри, Муратов, внимательно смотри. А вдруг не сможешь?» – вспомнил я слова врача и, со всей силы выпучив глаза на девочку, стал ее рассматривать. Она, не сдвигаясь с места, тоже смотрела на меня. Ее взгляд я помнил с прошлой встречи, да и ее саму хорошо запомнил, чего опять смотреть-то? Одного раза в жизни хватает, чтоб запомнить человека.

Мы с Иваниди по фильму «Два капитана» так память тренируем. Мне хватает пяти секунд, чтоб понять, какую конфету он стащил со стола, а какую доложил. Пиркин, правда, это считает баловством и предлагает сыграть с ним в шахматы. Но с ним играть неинтересно – он не играет, а этюды учит по книжке, и я должен ходить так, как сто лет назад ходил Ботвинник. А если я не хочу ходить, как Ботвинник? Хочу ходить, как сам хожу, что тогда?

– Тогда ты дугак, – говорит Пиркин, – чтоб научиться, нужно учить пгавила.

– Правила я и без Ботвинника знаю, – говорю я, – папа научил.

В спор вступает дядя Наум:

– Чтоб научиться играть, надо забыть, что это игра!

– А когда проиграешь? – спрашиваю я, двигая пешку навстречу ладье Пиркина.

– Тогда надо вспомнить, что это была всего лишь игра, – отвечает дядя Наум.

– Живи играя, проигрывая играй?

– Что-то типа этого, – улыбается дядя Наум и встает со скамейки. – И вообще лето на дворе, а вы с шахматами. Кто купаться идет?

Алиса подошла ко мне вплотную. Зрачки ее то сужались, то, наоборот, расширялись, становясь похожими на кружевные салфетки. Тетя Хеба такие салфетки вечерами плетет, потом на столе раскладывает. Словно паучиха паутину расставляет гостям. Не дай бог в эту паутину попасть.

– Да что же вы за люди такие? – орет она на меня и своего сына Колю. – Вы разве не видите, что тут салфетки лежат! Кто варенье над ними лопает? Вандалы!

Так и у Алисы, глаза словно паутинки – подбирают жертву по размеру, фокус ловят.

– О чем ты все время думаешь? – Алиса взяла мои руки и стала рассматривать их. – Никак не могу к тебе подвязаться. Где ты вот сейчас был? Я смотрела и не могла понять тебя. Обычно я сразу цепляюсь к людям.

– За что? – искренне удивился я и, чтобы перевести разговор, тоже стал рассматривать свои руки. – Вот от жабы. Видала?

– Что от жабы? – не поняла Алиса. – Ты не ответил на мой вопрос. У тебя как будто два лица. Какое из них настоящее?

– Бородавка от жабы, – ткнул я подбородком в сгиб указательного пальца. – За домом болото, там жаб полно. Тростинкой надували, одна какнула на палец. От какашки вылезла бородавка. Если хочешь ее вывести, нужна нитка и цыганская игла… – Я стал нести галиматью, чтоб не отвечать на ее странные вопросы. – Нужно замотать ниткой бородавку и сильно стянуть. А потом воткнуть иглу!

– Жаб надували? – недоверчиво спросила Алиса. – Тростинкой?

Я хотел показать руками, как нужно надувать жаб, но мои руки держала Алиса, и поэтому я просто стал надувать щеки, все сильнее и сильнее, и, когда они стали видны мне самому, шумно выпустил воздух, вытянув губы вперед. В этот момент Алиса внезапно сжала мои руки, потянула их вверх и, не давая мне опомниться, вонзила зубы в кончики пальцев. От боли я хотел заорать и даже попытался это сделать, но после того, как выпустил наружу весь воздух, в легких не осталось и намека на крик.