Я не вру, мама… - страница 13

– Дура, что ли? – на остатках дыхания фальцетом произнес я и со всей силы оттолкнул ее.

Пижама на Алисе сбилась, воротник съехал в сторону, но сама она удержалась на ногах и чуть пригнулась, напоминая сжатую пружинку.

– Ты чего? – Я сжал кулаки и двинулся на нее. – Чего как девчонка кусаешься?

В эту секунду дверь кабинета распахнулась, и Анатолий Иванович в два прыжка оказался между нами.

– Так она и есть девочка, – миролюбиво сказал он, – они же все кусаются. Так, Муратов?

Я разжал кулаки и оглядел свою левую руку. Сразу на трех пальцах чуть ниже ногтей алели следы от зубов. Шли они неровно, на среднем пальце укус выделялся сильнее.

– А чего она? Я ей про жабу рассказывал, хотел показать. А она укусила! Ладно бы я обзывался или за косу дернул. А так?.. – Я досадливо пожал плечами.

Алиса стояла позади Анатолия Ивановича и молча смотрела на меня. Ее молчаливые взгляды не то чтобы раздражали или пугали, но вообще малоприятно, когда на тебя кто-то постоянно пялится.

– И пусть не пялится! А то заеду в ухо! – предупредил я больше ее, чем Анатолия Ивановича. – Кто будет пялиться, того как ту жабу надую! Понятно?

– Понятно, понятно, – чему-то улыбаясь, сказал Анатолий Иванович и поцеловал Алису в лоб. Потом крикнул в открытую дверь: – Гриша!

Тот же самый худой и молчаливый дядька в белом халате зашел в кабинет, взял Алису за руку и увел. Я снова увидел сидящую за дверью маму, которая продолжала читать брошюру. Странно было не то, что Алиса меня укусила, и не то, что Анатолий Иванович про донора какого-то полдня мне рассказывал или что немой Гриша ходил туда-сюда, – странно, что мама всего этого не видела или не замечала и сидела себе спокойно, читала какую-то книжку.

– Мама! – не выдержал я, пытаясь окрикнуть ее, пока дверь не закрылась. Но мама даже не шелохнулась.

Анатолий Иванович достал из шкафа липучку с насосом.

– Давление померяем. Не больно!

Он мне померил давление, затем послушал мое сердце, прикладывая к груди холодную плоскую железячку, постучал по коленке, оттянул веки и, наконец, сел за стол и начал что-то записывать в медицинскую карточку, периодически закуривая. Тушил он сигареты в пепельнице из кости в виде небольшого черного черепа.

– Настоящий череп? – спросил я, устав сидеть молча на кушетке.

– Из Ялты привез, – не поднимая голову, сказал Анатолий Иванович, продолжая писать. Наконец он захлопнул карточку и, выйдя из-за стола, опустился на корточки возле меня. – Ну что, договорились?

– О чем? – В голове у меня начала складываться картинка, что донор – это не совсем то, что я думал.

– Ты с Алисой. За это я тебя в больницу не положу на лечение. Идет? – Анатолий Иванович вытер пот со лба. – Как пацан пацану обещаю. Но и ты должен пообещать, что все останется между нами. – Он протянул мне руку.

Пацан пацану. Все останется между нами. Что все? Что меня его дочка укусила? Или что я ее хотел надуть, как жабу. Мама еще делает вид, что нет ее тут. Папы нет. Иваниди тоже… Были бы рядом, живо бы тут всё на место поставили, а так один. Одному, с одной стороны, проще, с другой – труднее. Но делать ход все равно тебе самому.

– Живи играя, проигрывая играй, – сказал я, протянув руку навстречу. – Слово пацана! Чё делать-то надо?

– Особо ничего, – Анатолий Иванович пожал мою руку, – надо быть всегда рядом с ней. Сидеть рядом, гулять рядом. Находиться недалеко от нее все время. Она девочка хорошая… Многое ей нельзя только! Раз в месяц мы с тобой будем видеться, чтоб мерить давление. Она это знает, ты знаешь, я знаю. Это и будет наша тайна…