Я не вру, мама… - страница 4

– Мимо президиума, – раздался из динамиков красивый твердый мужской голос, – шествует колонна конструкторского бюро «Целинпрогресс». Рабочие этого бюро неоднократно побеждали во всесоюзных конкурсах и состязаниях. Разработанный ими аппарат усиленного доения признан наиболее успешным в данной области сельского хозяйства и животноводства. Удои молока уже в этой пятилетке будут удвоены! Ура, товарищи!

Наша колонна вздрогнула и, повернув голову в сторону президиума, выкрикнула троекратное «ура». Дядьки в фетровых шляпах вяло помахали нам в ответ, о чем-то переговариваясь между собой. Музыка сменилась на «Утро красит нежным светом…», и диктор объявил следующих за нами работников другого производства, которые пришли в этот день поздравить президиум.

Обернувшись назад, я увидел ползущий в глубине колонны красочный макет комбайна, сделанный из фанеры. Комбайн ехал задом наперед и постоянно отклонялся в сторону президиума. Его поправляли на ходу, подталкивали руками, не давая сбиться с пути окончательно.

– Хлеборобы, – голос из динамика возвышенно произнес это слово, – наши заслуженные первоцелинники! Наша опора и надежда! Обязательства о сборе более ста центнеров с гектара выполнены! Целинная пшеница в очередной раз доказала свое превосходство! Ура, товарищи!

– Ура! – заорали хлеборобы и, поднимая руки вверх, замахали искусственными рыжими колосьями пшеницы.

В этот момент комбайн осел на асфальт! Строй сбился. Идущие следом труженики уперлись в него, и комбайн под давящей массой пополз в сторону трибуны. Полз он красиво. Передняя часть, где должна была быть жатка, оказалась сзади, и, разваливаясь на глазах, комбайн тащился, словно подбитый танк, прямо на людей в фетровых шляпах. Его понесло юзом, изнутри, как танкисты из горящего танка, поочередно выбегали комбайнеры. В руках у них были граненые стаканы.

– Добухались, – весело сказал дядя Наум, – их там десять человек шло. Литра три вылакали небось.

Комбайн остановился, не дотянув метра два до президиума, подбежавшие к нему люди вытащили из-под фанерных обломков за ноги двоих мужиков. Люди в фетровых шляпах сбились в кучку и стали похожи на стайку голубей, к которым крадется кошка.

– «Нива-пять», – как ни в чем не бывало продолжал голос из динамиков, – легендарный комбайн. Только в этом году силами «Целинмаша» были собраны средства для помощи голодающим Анголы на сумму более двух миллионов рублей! Ура, товарищи!

Товарищи хлеборобы вяло ответили на этот призыв и, подбирая на ходу остатки комбайна, прошагали мимо. Песня «Утро красит нежным светом…» сменилась маршем «Прощание славянки». Наша колонна вышла за пределы площади и рассыпалась на кучки.

– Таньку с «Сельмаша» не видел? – поздоровавшись с дядей Наумом, спросил курчавый тип с красным бантом на лацкане пиджака. – С утра не могу поймать.

– Не прошли еще, – сказал дядя Наум, – за комбайном идут.

– Твой? – курчавый поднял голову на меня. – Чёт совсем не похож. Цыган как будто!

– Соседей. Их награждать будут, попросили меня присмотреть. Вы где собираетесь?

Курчавый махнул рукой на Центральный универмаг, возвышавшийся рядом с площадью:

– В скверике. За ним. За сиренью, в общем. Приходи. Таньку дождусь и туда.

Дядя Наум молча развернулся и двинулся к универмагу. Отстояв длинную очередь за соленой мойвой, лимонадом и батоном хлеба, мы пошли в сиреневый сквер. По пути то и дело дяде Науму попадались знакомые, и они обязательно спрашивали друг у друга, кто где будет отмечать. В ответах перемежались «сиреневый сквер», «яблочные доли», «вишневые запруды», «каменный водопад»… Пару раз дядя Наум менял маршрут, мы уходили то в сторону Ишима, то, наоборот, брали курс на вокзал, но в итоге сирень победила.