Сегодня пасмурно. Солнце давно скрылось за густыми наливистыми тучами, будто бы, не желает ласкать город своими теплыми лучами. Я оглядываюсь по сторонам, в надежде, что увижу Рому… В надежде, что он решил просто так пошутить надо мной. Но где-то глубоко внутри себя понимаю, что это неправда.
Он забыл. Снова.
Обещания, сорвавшиеся с его уст теперь равносильны пустому звуку. Он не изменится, как бы мне этого не хотелось. Как бы мне не хотелось видеть в нём ответственного человека, с таким каши не сваришь. Тянуть на себе отношениях за двоих у меня попусту нет сил, а значит, дальше наши дороги расходятся по разным полюсам.
Машинально достаю телефон и набираю его номер. Зачем я это делаю? Почему бы мне просто не приехать домой и не забыть его? Просто исчезнуть, заблокировав номера, ведь… Рома навряд ли вспомнит, что у него есть девушка, просиживая в очередном баре за просмотром футбола.
В трубке слышатся длинные гудки. Долгие. Протяжные. Нудные. Я хотела было уже сбросить звонок, как Рома ответил:
— Алло?
— Привет, — едва ли сдерживая в себе эмоции, я тяжело вздохнула через нос, проглотив всю обиду. — А ты где?
— Ай блин…
Где-то глубоко внутри меня всё ещё тлел уголёк надежды, но теперь, и он потух.
— Забыл, да?
В трубке послышалось мычание. Впрочем, он всё равно ничего попутного сказать не сможет.
— Прости.. малыш…
— Нет, Ром, — повышаю голос, обхватив себя руками. — Не прощу. Никогда!
— Ну малыш.. я…
— Мне надоело на себе нести отношения.
— Нет, я правда.. забыл, милая… — продолжает Рома оправдываться. Однако, мне становится настолько грустно от мысли, что меня вновь променяли на какое-то более важное дело, что чувствую, как подступают слезы.
— Ты даже и не пытался об этом вспомнить.
— Нет, я правда…
— Думаю, что на этом можно поставить жирную точку в наших отношениях.
— Яночка, — молвит тот в трубку, но я даже и слышать не хочу эти лживые оправдания дальше. — Милая моя…
— Пока, Ром.
И кладу трубку.
Закрываю глаза, чтобы полной грудью вдохнуть тяжелый воздух Москвы, как вздрагиваю от голоса, который раздается позади меня.
— Ваши вздохи до добра не доводят.
Марк. Что он тут забыл?
Разворачиваюсь к нему, и вижу, как на его лице застыло изумление, словно, я какое-то привидение, которое именно потревожило ЕГО, а не наоборот.
— У вас что, какая-то личная неприязнь к женским вздохам? — складываю руки на груди и выгибаю бровь, потому что меня жутко раздражаюет его глупые и неуместные возгласы. А попутно, пытаюсь сдержать подступающие слезы, которые вот-вот польются солёной рекой.
— Вы сейчас раздражены, — добавляет Марк, обжигая свои ледяным взглядом.
— Послушайте, Марк, — делаю специально паузу, словно, собираясь с мыслями, — что вы ко мне прицепились?
— Я даже не пытался прицепиться. Я же не… .
Врёт. Всё он хотел, иначе, не обращал бы на меня внимание, как на других коллег. Ведь, за эти дни, которые мы проработали с ним я ни разу не заметила, чтобы Марк испытывал к кому-нибудь ещё столь сильное влечение поиздеваться.
— Если вы полагаете, что ваши неуместные шуточки и возгласы в мой адрес, и прочие замечания всегда имеют быть справедливы, то, вы глубоко ошибаетесь.
— Правда?
Издёвка прозвучала более убедительней, чем было нужно.
— Марк Борисович..…
— Я внимательно вас слушаю, Яна Андреевна.
Мы замолкаем. Где-то вдали гудит сирена скорой помощи. Через какую-то секунду, с другой стороны раздаётся рёв выхлопной трубы мотоцикла. А мы… продолжаем стоять и буравить друг друга взглядами. Марк издевается. Решил, что нашел себе новую грушу для оттачивания остроумия и сарказма. Нет уж. Не сегодня, Марк Борисович. И никогда после. Я хочу высказать все то, что накипело внутри.
