Он помолчал некоторое время. Казалось, он устал убеждать. Потом всё-таки продолжил:
– Против ирокезов и англичан одновременно нам сейчас не выстоять, даже если Людовик завтра направит сюда армию. А он не сделает этого. У него пока нет такой армии. И денег на то, чтобы поддерживать эти земли – нет. Посмотрите уже правде в глаза, Филипп. Вы же взрослый человек.
Он, Филипп, не понимал тогда до конца и не принимал того, что пытался донести до него Мориньер. Однако теперь он с неохотой признавал, что друг его был во многом прав. И тогда прав и потом – когда, выслушав рассказ Филиппа об одной из первых битв наступившей зимы, закончившейся победой французов, сощурившись, сказал:
– Идиот этот ваш Баранж.
А Баранж ходил по городу героем: выпячивал грудь, надменно поглядывал по сторонам.
И горожане в большинстве своём приветствовали его, как победителя. Ещё бы! Он со своими солдатами – а было их всего-ничего, чуть меньше дюжины, – уничтожил целую деревню ирокезов! Возвращался в город из далёкого форта, по случайности наткнулся на небольшую деревушку. Не деревушку даже… так… кратковременную стоянку ирокезов. Напал на неё, перебил всех, кто пережидал бурю в наскоро выстроенных домах. Говоря откровенно, доблесть то была невеликая. В деревушке в этот момент оставались, в основном, женщины и дети. Большинство сильных и боеспособных мужчин ушли вперёд, чтобы выбрать место для зимовки и выстроить первые дома.
Филипп осознавал сомнительность этой победы французов, но надеялся, что «героизм» Баранжа скоро забудется, нелепые страсти утихнут, и жизнь продолжит течь – по-зимнему спокойная и сонная.
Только Мориньер качал головой:
– Ящик Пандоры открыт. Теперь надо готовиться к полномасштабной войне.
*
Вспоминая тот разговор, Филипп огорчался теперь не только гибелью «островитян». Она была страшной и бессмысленной. Но на войне как на войне. Он воевал и знает: когда сталкиваются армии, наравне с военными, гибнут и мирные жители. Всегда. На любой войне. При любом раскладе.
Расстроен он был тем, что в очередной раз убедился, насколько прав был Мориньер, утверждавший: мирные дни закончились.
Действительно, именно с той самой бойни, устроенной Баранжем, на земли, занятые французами, пришла настоящая, лютая, беспощадная война. Зима – с военной точки зрения обычно самое тихое, спокойное время года, когда и белые, и индейцы, соблюдали вынужденное перемирие, – обрушила на головы французов полчища ирокезов. Старожилы утверждали: эта зима стала самой кровавой за всё время существования колонии.
Не проходило и недели, чтобы в город не приносили весть об очередном нападении ирокезов на французских поселенцев. Кровь лилась рекой. Французы тоже не готовы были ждать, когда их всех перережут, как баранов. Они собирались в отряды, укрепляли свои селения, устанавливали дежурства. Сговорившись, отправлялись воевать на территорию ирокезов. Многие оставались на чужой земле навсегда.
Глава 3. Меж миром и войной
С некоторых пор ни один Большой Совет, регулярно собиравшийся в замке Святого Людовика, не проходил спокойно. Как и следовало ожидать, члены Совета разделились на два враждующих лагеря. Одни выступали за войну до победы, другие призывали к сдержанности и надеялись на то, что однажды появится человек, который сумеет найти выход из положения и заключить мир.
Филипп, который долгое время не мог прийти к согласию с собой, в спорах участия не принимал. Всё никак не мог примирить воина внутри себя с миролюбцем. Оттого больше слушал, чем говорил. А послушать было что.
