Но редакционное начальство думало иначе. Ведь я был членом редколлегии журнала. Двоякодышащий Сергей Баруздин куда-то исчез и поручил парторгу Валентину Оскоцкому, явившемуся в редакцию после ВПШ, и ответственному секретарю Александру Николаеву разделаться со мной.
Они позвали меня в кабинет главного.
Сашка молчит.
А этот архимарксист допрашивает: «Как же это вы, будучи членом редколлегии?.. Признаете свою вину?» Но у меня позиция твердая: повесть напечатали в журнале без обсуждения, даже без прочтения членами редколлегии. А в ней ворох разного рода чепухи, которую, выходит дело, я одобряю, поскольку мое имя стоит на обложке журнала. Они свое, а я свое. Словом, пишите, говорят, заявление об уходе по собственному желанию, а то хуже будет. Не стал я торговаться, не стал упираться, видя рожу супермарксиста. На другой же день подал: «Прошу освободить с 9 ноября 1969 года», т. е. сразу после Октябрьских праздников. Так нет же! Гипермарксист настоял на освобождении с 6 ноября. Двух дней праздничных не пожелал уступить.
* * *
Зимой того года, обретя статус вольного художника, я поехал в Щелыково, к Островскому, в дом отдыха артистов (ВТО). Благословенный уголок русской земли! Там меня ждал с детства знакомый почитатель моей старшей сестры, так и оставшийся холостяком, Леонид Иванович Антропов, замечательный человек, и не только тем, что коллекционировал кирпичи разных исторических эпох. Он с гордостью показывал мне свою редкостную коллекцию, утешение холостяка. Много ли на свете таких антиков?
18 марта 1969 г.
Вот как говорит мама:
– Они думают, что они на дрожжах, а они на гуще.
– В каждом дому – по кому, а в моем – все два.
Когда лежала больная, а я ее умыл и привел в порядок:
– Ну вот, ты меня образил.
О Тане: «Востроносый муравей».
Об одной знакомой, на которой я чуть не женился: «Оплетистая баба».
Не Евтушенко, а Латышенко. Не Вьетнам, в Вьетман.
26 марта
Вечером, придя из парикмахерской, я сказал:
– Сегодня я буду спасть на твоей кровати, мне надо хорошо выспаться, а ты поспи на раскладушке.
Обиделась, буркнула:
– Ты хочешь, чтобы я работала, как лошадь, а спала, как петух.
29 апреля
Вернувшись из Измайлово, мама стала расхваливать тамошнего щенка:
– Такой веселый, курбастенький…
Я это слово никогда от нее не слышал и не понимаю. Раскрыл Даля. Да, есть, оказывается, такое слово. В Пензенской, Владимирской и Казанской областях говорят: курбатый, курбатик, курбыш – малорслый, коротыш, коропузик, толстячок, куций, бесхвостый. Значит, слово употреблено совершенно точно в смысле «толстячок».
* * *
«Милый Бушин!
Примите самые теплые и искренние поздравления с Новым годом.
Володенька, я не могла написать Вам раньше. Моя замотанность и деревенская отдаленность тому оправдание.
Но в моей ежедневной суете есть минуты, когда принадлежу только себе и Вам, мой добрый друг. Скажите откровенно, Ваши впечатления обо мне еще не утихли, не погасли? А новых я не могу дать, устала. Вы – моя повторившаяся молодость…
«Когда строку диктует чувство…»
30 мая 1969 г.
Как насыщена, какую яркую картину может нарисовать всего одна строка, причем – первая, начальная. Ну, это все знают:
Мороз и солнце. День чудесный!
А это?
В полдневный жар в долине Дагестана…
От строки так и веет жаром. Тут – музыка и картина, и сила.
Или:
Как хороши, как свежи были розы…
А ведь это всего лишь забытый Ишка Мятлев, только для одной этой строки и родившийся. И как прекрасно распорядился ею Игорь Северянин перед смертью в эмиграции:
