– Неужели нельзя было найти какую-то более… простую дорогу? – недовольно поинтересовалась Руна, перелезая через подоконник и едва не рухнув при этом на пол. Обладая всеми необходимыми ресурсами, девушка тем не менее совершенно не знала, как всем этим пользоваться, в итоге задохнувшись, кажется, даже больше, чем после стометровки.
Как оказалось, недостроенный собор раскинулся в самом центре этого странного и мрачного Города, на пересечении улицы Девяти воронов с Безмолвным переулком. Похоже, воровка руководствовалась принципом «хочешь спрятаться – прячься на самом видном месте».
– Простой? Конечно есть, – нагло заявил Уголёк с обескураживающей невинностью в голосе. – Можно было пройти сюда по трём разным улицам, вопрос лишь в том, какой именно смертью ты хотела бы умереть.
– То есть карабкаться по крышам тебе кажется безопаснее?
– Ты видела местную стражу?
– Ладно, поняла, вопрос закрыт, – понимающе кивнула девушка, озираясь по сторонам и пока не рискуя слезать с широкого подоконника. После улицы, глаза никак не могли привыкнуть к абсолютной темноте, царящей в башне. – Где здесь включается свет?
Красные глаза Уголька неожиданно исчезли, оставив девушку в полном одиночестве. Руна уже начала было подозревать, не заманила ли её элементаль в какую-нибудь ловушку или может даже просто решила над ней посмеяться, когда через пару секунд одновременно загорелись все свечи вокруг.
Перед девушкой раскинулся аскетичный, заброшенный восьмиугольный зал, изначально задуманный как столовая, судя по длинному обеденному столу и множеству стульев по обе стороны. Высокий нервюрный свод утопал в темноте и, судя по неясному копошению, его облюбовали для себя летучие мыши. И всё же, несмотря на запустение и сомнительное соседство, Руну охватил настоящий восторг. Чёрт возьми, она будет жить в самом настоящем дворце! Ну, с некоторыми оговорками, но это уже мелочи. Женька удавилась бы от зависти, узнай о подобном! Вот только, увидится ли она с ней ещё когда-то? Да и родители… Пусть они перегнули палку со своим идиотским всепоглощающим контролем, но всё же они остаются её мамой и папой.
– Чего застыла? Это ещё не всё, – напомнил о себе Уголёк, пролетев дальше и пройдя сквозь стену.
Тихонько, даже с некоторой боязливостью преодолев столовую, Руна потянула на себя массивную дверь с изящным кованым узором. Вниз и вверх простиралась широкая лестница с частично разрушенными порожками. Привлечённая горящими свечами, девушка спустилась в галерею. Оранжевое пламя свечей обозначило величественные колонны, множество картин в массивных золочёных рамах на стенах и всевозможные сундучки от средних до совсем миниатюрных габаритов.
– Неплохо для заброшенной постройки, пережившей несколько восстаний, – усмехнулась девушка, проведя пальцами по золочёной раме, покрытой толстым слоем пыли.
– Это личная коллекция Руны, – пояснил Уголёк, до этого круживший на верхнем этаже. В голосе неожиданно послышалась гордость, словно всё это было отчасти и его личным достижением. Или, может, он относится к воровке не так и плохо, как хочет показать?
– То есть это всё… награбленное?
– Ну не купленное же! Обычно она работает по заказу Равена или же ворует, чтобы перепродать и получить деньги, но иногда ей попадаются, как она выражается, «говорящие вещи» и она оставляет их себе, несмотря на то, что могла бы выручить за них очень даже приличные суммы. Этим она любит объяснять свою нелюбовь к людям. «Некоторые вещи, – часто говорила она, – могут рассказать о себе больше интересных историй, чем любой человек, пусть даже он будет самим королём. Такие люди знают себе цену и их легко купить, а некоторые вещи никогда не будут никому принадлежать. Они бесценны и в этом их превосходство».
