Я сгораю - страница 13

Выглядит Нина покинутой.

Я подхожу ближе, сажусь на соседние качели и молчу. Хочется обнять Нину, но я не решаюсь. Хочется спросить, что с Шоном и как она сама, но я не делаю даже этого.

– Я бросила теннис, – наконец бормочет она после продолжительного молчания.

– Оу…

Удивленно смотрю на нее, не веря своим ушам.

– И как… – Я собираюсь спросить о реакции ее родных, но осекаюсь.

Нина выглядит так, словно готова вот-вот разреветься, и мое сердце невольно сжимается. Подруга шумно втягивает в себя воздух, откидывается назад, и теперь я могу разглядеть ее лицо. У нее опухшие красные глаза – Нина плакала – и усталый, потрепанный вид. Смотрю на ее профиль и пытаюсь подобрать подходящие слова, но в голове кавардак.

– Как Шон? – спрашиваю я.

Ее губы вздрагивают.

– Я не знаю, – Нина плотно сжимает челюсть. – Я пробыла там все время, пока он был в реанимации. Врач сказал, что у него множественные переломы, черепно-мозговая травма и что-то с органами, но пока Шон в безопасности. Если не считать, что он в коме. Третья степень. Есть риск, что она перейдет в запредельную, четвертую. Тогда его подключат к аппарату. Никто пока не знает, когда он придет в себя. – Нина снова судорожно вздыхает и прикрывает лицо руками, словно пряча слезы, но ее плечи не дрожат, и я не слышу всхлипов.

– Боже, – шепчу я. – А известно… – Я осекаюсь. – Как все случилось…

– Не справился с управлением, – коротко бросает она. – Официальная версия. Подробностей не знаю.

Отворачиваюсь и прикрываю глаза рукой – передо мной встает образ улыбающегося Шона. Короткие черные волосы, карие глаза, родинки на шее, ровные красивые зубы, немного курносый нос с еле заметными веснушками. А потом я буквально вижу его на больничной койке, а рядом плачущую Нину, и мне становится дурно.

– А с теннисом что? – вздыхаю я.

Девушка пожимает плечами, смотря на свои сцепленные руки. Она прислоняется виском к качелям и недолго молчит.

– Тренер позвонила матери, чтобы справиться о моем самочувствии, – бормочет Нина, и я мрачнею. – Узнать, буду ли я на завтрашней тренировке. Оказалось, что мать не в курсе о моем сегодняшнем прогуле.

– Оу, Нина. – Я виновато морщусь. – Это моя вина, надо было придумать что-нибудь правдоподобное…

– Забей, – бросает подруга. – Здесь нет твоей вины. Она бы все равно позвонила.

Я прикусываю губу, наблюдая за тем, как подруга начинает потихоньку раскачиваться, не отрывая ног от земли. Слышу крики и возгласы – здесь недалеко школьный стадион, и на нем, кажется, все еще тренируются «Викинги». Почему-то думаю о Майкле Филлинсе.

– Я когда домой вернулась, – тихо рассказывает Нина. – Она сразу начала выяснять, почему я прогуляла тренировку, – Я понимаю, что подруга говорит о своей матери. – Я тогда была расстроена из-за Шона, не было сил что-то придумывать, и я сказала правду. Мама разозлилась и заявила, что запрещает мне видеться с ним, что он только отвлекает меня. Я должна думать о своем будущем, а не о парнях. Для меня сейчас важны тренировки и соревнования. Победы, кубки. А я просто стояла перед ней и вдруг поняла, что ничего мне не надо. К черту все это дерьмо, к черту ее тренировки! Я ей все высказала. И о том, что ненавижу теннис, и о том, что она меня достала со своими постоянными запретами и турнирами. Я сказала, что больше не буду играть. И ушла. И вот я здесь.

Я внимательно смотрю на Нину, неожиданно начиная испытывать гордость за нее. Наконец-то она сделала это, перестала играть по правилам родителей и поступила так, как хочет.