Я смотрю на звёзды - страница 11
31 августа. Завтра в школу. Кончилось лето. Вечером уезжаю в Ленинград, ещё никого не видела из класса. Влетит мне от нашей компании. Ну что ж, я не отрицаю – я нахалка, эгоистка. Думаю только о себе. И вообще пороков во мне уйма. Но главное – это то, что я ещё очень мало знаю. Ведь если подумать, было целое лето, море времени, огромное желание, и что я успела сделать? Можно сказать – ничего. Обидно, но факт.
5 сентября. 1-го сентября, конечно, опоздала. Была линейка с напутственными речами и т.д. и т.п. После уроков пошли праздновать начало учебного года в кафе. День прошёл весело, ребята немного изменились, повзрослели.
Октябрь 1972. Вчера ходили с Вадимом (мой двоюродный брат, сын Вени Разина) в Первый медицинский институт. Он показывал мне лаборатории. Аудитории, кабинеты и, главное, деканат. Это место для него в институте самое родное и знакомое. Через какое-то время его перевели с лечебного факультета на стоматологический, и я шутила: оказывается, все стоматологи двоечники! Вышли из института в 5 вечера, и вдруг навстречу, кто бы вы думали, Ален Делон! Это прозвище Александра Дюриса – одного типа из нашего класса. Явный дурак, ходит за мной уже второй год, как тень. По национальности он какой-то прибалт. Парень красивый, но этого мало, так считаю я, но некоторые наши девочки считают, что это неважно, есть ли в этих красивых глазах хоть одна мысль. Этот идиот Вадька подумал бог весть что и убежал, оставив меня с ним. Влюблённому типа этого только и надо. Еле отделалась от него, уверенно продвигаясь к дому.
Ноябрь. Каникулы! Еду со студентами в Таллин. Билеты уже в кармане, рюкзак собран, настроение отличное. До встречи!
Я, Лариса Мино и Ковальский. 3-й ряд большого зала филармонии. Беспрестанные остроты, шутки, навязчивое ухаживание. Я занимаюсь изучением этого нового знакомого, естественно, исподтишка. Внешне напоминает Гойко Митича. Внутренне – загадка. Ведёт себя просто, можно даже сказать, развязно. Он сидит между нами, его правая рука покоится на спинке моего кресла. Нога на ногу, не хватает только большой трубки и ароматного дыма, окружающего эту «загадочную» личность. Я тихонько подсмеиваюсь над строящей ему глазки Ларой. Боже как весело. До начала уже немного. Прошу принести программку. Лара, захлёбываясь от восторга, рассказывает о своём впечатлении о К. Вернулся, ловлю его взгляд на своей груди. Я в чёрном платье с большим декольте, очень идущим мне. И вот наконец концерт. Вот они зрители – спят, скучают, тихонько переговариваются с соседом, во все глаза разглядывают органиста и его замечательную лысину. А Бах звучит, наполняет всё вокруг звуками, одними звуками – торжественными, лиричными, сильными, нежными и очень красивыми. К. наклоняется очень близко к моему лицу: «Я восхищён!» Всё испорчено – он идиот.
Итак, голубое озеро, десяток вигвамов, довольно добродушно настроенные индейцы, у которых, кроме кухонных ножей и пламенных сердец, нет никакого другого оружия. За лагерем огромный и, наверное, дремучий лес, два плота, небольшая пирога – вот всё, чем я сейчас дышу. Тут чудно – большое доброе солнце, вода изумрудная, цветы только полевые, люди только хорошие. Весь день стоит чудесная погода, но к вечеру набегает прохладный ветер и отнимает у нас солнце. Проходит пятнадцать минут в ожидании – нет, оно сегодня больше не придёт. И тут появляется мяч, и все устремляются на волейбольную площадку. Мяч удивительного ярко-оранжевого цвета – на время это наше солнце. Вот мяч взвивается над площадкой, и я не могу оторвать от него глаз. Он как будто запутывается на секунду в облаках, на мгновение задумывается и, вращаясь как маленькая планета, бесстрашно летит вниз. Меня убирают с поля, так как «я мечтаю, а не играю». Но проходит некоторое время, и меня зовут с берега, где бросаю камешки, стараясь добросить до огромного валуна. Мало игроков, поэтому я вновь возвращаюсь и вновь наслаждаюсь. Как немного нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым. В этом я убеждаюсь, не только анализируя себя. Ты помнишь тот день, который был твоим днём? Ты был счастлив или почти счастлив, а я не могла или не хотела заглянуть тебе в душу. Но твоя улыбка, твои глаза говорили всё. Часто ты надолго замолкал. Никогда не думала, что это тоже бывает приятно просто молчать. А обычно, когда рождается тишина, молчание, одна или другая сторона начинают судорожно рыться в памяти, что-то отыскивая, и тут всё разрушается, а разрушать это нельзя. Мне кажется, что у любого человека две жизни – жизнь внешняя и жизнь внутренняя. Вторая жизнь интереснее и богаче первой, но это жизнь одного – туда никому нельзя. Но получив разрешение, нужно торопиться – нужно войти и не просить, а брать – ведь тебе доверили.