Я собою рискну - страница 4



Солнцу не хватает силы улыбнуться.
Всё вокруг настолько отсырело,
Что воробей не может отряхнуться.
Кругом дроблёный щебень вперемежку с глиной,
Под серым небом на самом крае света,
А добрая волшебница взмахнула пелериной
И ушла по краешку рассвета.
И свет явился, розовый и нежный,
Мы на него смотрели и влюблялись.
Он, как музыка Шопена, совершенный,
И все мы снова жизни удивлялись.
Нас удивляло всё, что неподкупно,
И пусть вместо точки будет запятая,
И всё пребудет просто и доступно,
Ведь мы видели цветенье Иван-чая.
Неразделимы жизнь и волшебство,
Пусть будет вечной вера в чудеса.
Не поленитесь выглянуть в окно:
Где-то ветер ваши раздувает паруса.

Рябинник

Кусты рябины полыхали,
И они от поцелуев захмелели.
Мы многое ещё не понимали,
И что-нибудь, наверно, проглядели.
Юность не пленить и не догнать,
Она – как солнечные блики на воде.
Кто жизнью упивается, не умеет ждать
И покориться собственной судьбе.
Мы не верили, что есть предназначенье,
И сами собирались выбирать.
Для нас рукопожатие значило прощенье,
Тогда мы и за честь умели постоять.
Нас сверстницы совсем не замечали,
Но мы себя пытались проявить,
Когда «Зоську» перед окнами пинали
И друг другу оставляли покурить.
Тут всегда отваги про запас,
Но даже самый смелый испугался
И состроил тысячу гримас,
Когда случайно к девочке прижался.
Но кто-то же в рябине целовался,
Тут остаётся только помечтать.
Пусть кто-то поскользнулся, а кто-то удержался,
Но мы все Родину любили, как родную Мать.

Архангел

Я увидел во сне облака парусов
И хохотал, заплёсканный волной.
Почему-то тают тени городов,
Когда чайки кричат вразнобой.
Роза ветров не в страстях расцветает,
Она для тех, кто бредит парусами,
А для того, кто роли исполняет,
Мечты всегда останутся мечтами.
А где-то рядом по-другому рассуждают,
Здесь добро и зло замерят коромыслом,
А чувства от поступков отделяют,
Всё это величая здравым смыслом.
А я в каждом подростке себя узнаю:
У юности много похожих манер.
Я как-нибудь ей точно позвоню,
Ведь я – её извечный кавалер.
А коли меня вспомнить захотят,
Знайте, что я жил своим умом.
А порывы добрые не спят,
Когда с тобой Архангел за письменным столом.

Честь и совесть

Блеснула матово рапира,
И ранен один дуэлянт,
Но струйка крови никого не примирила,
И требует реванша секундант.
Но дали занавес под всхлипы милых дам,
Потом с героев посрывали аксельбанты,
Растолкали их по пыльным сундукам,
И зачехлили контрабасы музыканты.
У вельможных дам – любовь и сумасбродства,
Ох уж эта верность слову и отвага!
А непременным инструментом благородства
У них дуэльный пистолет, рапира или шпага.
И эти охранители голубых кровей
Платили крепостными по долгам,
Они крестились лицемерно на маковки церквей,
Всё позволялось русским господам.
Рано занавес, конечно, опускают,
Ведь пьеса-то еще идёт,
Кого-то снова в аксельбанты наряжают,
И уже скоро – новый поворот.
Не зря же музыканты струны расчехляют.

У неё

У неё мама из советских баронесс,
А папа вроде как художник-маринист,
Она в детстве танцевала полонез,
А я осваивал художественный свист.
У неё песочный образ от Кавалли,
И лицо в рекламе сладострастья.
А тут опять во сне обворовали,
В голове одни деепричастия.
У неё расписаны банкеты,
И чулки в медузах золотых,
А у меня вонючие котлеты
И бутылка водки на троих.
У неё большая перспективность
В закрытых вечеринках и эскорте,
А тут в кишках – похмельная противность
И изжога вишенкой на торте.
У неё на банковских счетах
Только иностранная валюта,