— Наверное, — равнодушно отозвался я.
— Слушай, а зачем она несколько суток ходила с мёртвым ребёнком внутри? Это же она, да?
— Слухи всегда распространяются со скоростью света… — сказал я больше сам себе, чем ей.
— Так это она?
— Она.
— Вот дурочка… — покачала головой Стелла.
— Она вряд ли поняла сразу, что ребёнок погиб.
— Но ведь он там начал… Разлагаться, все дела… Больно же было.
Наверняка. Но я понимаю Ладу — она терпела, чтобы ребёнка не забрали. Да, глупо — ведь он был мёртв уже, и она могла бы умереть вслед за ним, если бы мы её не прооперировали, но мотивы мне её, как ни странно, ясны.
— Да, наверное, больно.
— Как она терпела?
— Стелла, — посмотрел я на неё. — Спасибо, что заглянула, но мне надо работать.
— А, — протянула она и встала со стола. — Ну, ладно. Тогда позвоню тебе, про обед напомню.
— Ага.
— До встречи.
— Карту верни.
— Ой, господи, — спохватилась Стелла, которая случайно чуть не унесла карту Лады. — Извини.
Она положила её обратно на стол. Потом пошла к двери ординаторской, но вернулась.
— А можно мне её взять с собой? — спросила она.
— Зачем? — не понял я.
— Изучить этот случай хочу, — ответила девушка. — Он довольно нестандартный.
У девчонки вся жизнь рухнула, она себя едва не сгубила, вцепившись в явно мёртвого ребёнка, а Стелла цинично зовёт это нестандартным случаем… Впрочем, наверное, мы, врачи, все такие циничные порой. Куда деваться? Страдать по каждому пациенту мы не можем — от нас просто ничего не останется в ином случае.
— Нельзя, — отрезал я. — Карта пациента хирургии, и она должна находиться тут.
Стелла недовольно поджала губы. Но правила одни для всех, и даже для нее в этом случае поблажек не будет. Спорить она не решилась — это бесполезно, и она это знает.
— Ладно, тогда я позвоню.
Стелла вышла и закрыла за собой дверь.
7. 6.
ЛАДА.
— Дженни, помогите позвонить родителям… — попросила я, в очередной раз не справившись с телефоном одной рукой. Возможно, позже я привыкну, но пока мне очень неудобно и аппарат выпадает из руки.
— Конечно, милая, — отозвалась та и взяла с одеяла мой смартфон. — Контакт “мама”?
— Да.
— Идёт вызов, держи.
Я забрала телефон и приложила к уху. Шли длинные гудки, а потом трубку сняли.
— Ладочка, девочка моя, — запричитала мама, едва связь установилась. — Ты пришла в себя! Мы звонили с папой.
— Я видела пропущенные, — ответила я. — Да, вчера ночью пришла в себя, не стала вас тревожить и дождалась утра.
— Да мы не спали, ждали информации, — сказала она. — Мы звонили в больницу сами, узнали, что всё прошло хорошо и ты уже в палате. Какой тут сон…
— Извини, раньше позвонить не могла.
— Да я всё понимаю. Не до звонков было… Мы уже едем. Через минут десять уже у клиники будем.
— Хорошо, жду.
Спустя названное время они вошли в палату.
На душе стало немного теплее, когда мама обняла меня и села рядом, а папа топтался у кровати, расхаживая по палате.
— Девочка моя… — гладила она меня по волосам.
— Мама… — заплакала я, ощутив родное плечо.
Папа тоже подошёл к нам и обнял обеих.
— Крепись, моя хорошая. Крепись. Ты старалась. Ты хотела его защитить. Но не смогла, и ты ни в чем не виновата. Просто так бывает.
Эти слова поддержки так тронули меня, в то же время напомнили о моей боли, что я расплакалась ещё горше, ещё сильнее… Но мне словно становилось немного легче. С мамой и папой всё немного легче… Жаль, что они не смогут остаться со мной. Скоро уйдут, и я опять останусь наедине со своими бедами и болью.
