Он открывает дверь и пригласительным жестом указывает в темноту.
— Так нельзя!
— Хотите тут замерзнуть насмерть? Моя работа охранять вас. Вот я и охраняю. Вперед.
Шокированная его невозмутимостью, я все же побеждаю упрямство. Согреться и выжить хочется больше, чем умереть законопослушной гражданкой.
Самир наощупь вводит нас на веранду, запирает входную дверь и отыскивает вторую. Щелкнув выключателем, освещает небольшую прихожую: чистую, ухоженную. Дом не брошен — это факт. Просто хозяева, вероятно, уехали встречать Новый год у родственников или на каком-нибудь курорте. Вот они обрадуются, когда вернутся!
— Снимайте это! — Он сдергивает с меня пальто, шубу, разматывает с моей головы свой шарф, скидывает с меня сапоги и отводит в общую комнату.
Она небогатая, но уютная. Компактный мягкий уголок напротив красивой стенки с зеркальными дверцами и плазмой.
Усадив меня на диван, Самир снимает с моих ног носки и растирает замерзшие ноги.
— Не колет? Не зудит? — спрашивает заботливо.
Я пялюсь на его лицо, скрытое в полумраке комнаты, и улыбаюсь. Он так обеспокоен мной, что готов целовать мне пятки. А у меня голова кружится от остроты ощущений. Хочется попросить, чтобы он не прекращал.
— Нет. Все хорошо, — выговариваю, стараясь не рассмеяться, потому что становится щекотно.
Самир кидается к стенке, хлопает дверцами, находит шерстяной плед и укутывает меня в него.
— Сейчас разожгу камин. — Снимает с себя мокрый от снега пиджак, бросает его в кресло и уходит.
Я обвожу комнату взглядом. Меня не покидает ощущение, что это дом холостяка. Нет комнатных цветов и фотографий. На окнах — жалюзи. Среди книг ни единого женского романа, сплошное темное фэнтези.
Я носом утыкаюсь в плед и, глубоко вдохнув свежий запах, прикрываю глаза.
Самир возвращается с охапкой дров, и через две минуты они уже трещат в камине. Мой телохранитель опять уходит. Мне остается только молча млеть, согреваясь в теплом пледе и убаюкиваясь пляшущими по стенам языками пламени.
А еще через десять минут на толстом ворсистом ковре перед камином уже стоит поднос с горячим чаем и абрикосовым джемом.
— Угощайтесь, Элла Валентиновна. — Самир приглашает меня на расшитую орнаментом подушку, поближе к огню.
Я пересаживаюсь, наблюдаю за тем, как он подкидывает дрова, и озвучиваю мысль:
— Это твой дом, да?
— Моих родителей, — отвечает он, садясь напротив.
— Они уехали?
— Умерли.
В такие моменты я ненавижу себя за свой язык и любопытство.
— Извини.
— За что? — Самир берет свою пиалу и делает глоток чая. — Вы ничем меня не обидели.
— Деликатность — это не про меня, — вздыхаю я.
— А гостеприимство — не про меня. Кроме этого джема, ничего не нашел. Не запасливый я, Элла Валентиновна. Зарядного устройства нет, стационарного телефона тоже. Придется до утра тут сидеть.
— Я не против. Тут хорошо.
— Вы подлизываетесь? — усмехается он.
— Я твоя хозяйка. Имею право, — в ответ улыбаюсь я.
Танцующие тени изящно ложатся на его угловатое лицо, делая его еще более загадочным. Самир не похож на лжеца. Скорее на человека, который охраняет личную тайну, как нечто сокровенное, чистое, хрупкое. То, к чему никто не смеет прикасаться. Я о своих проблемах и чувствах готова кричать во всеуслышание, привлечь к себе внимание, оказаться в эпицентре скандала. Он же закрывает себя ширмой, запирает на замки, никому не позволяет вторгаться в личное. Бережет.
Сажусь поудобнее и беру пиалу. Чай вряд ли собран на лучших плантациях, но надо признать, вкуснее некоторых любимых отцом сортов. Густой, насыщенный, ароматный. А учитывая, что за весь день я попила только кофе с зефирками в салоне, даже джем кажется манной небесной.
