Я злобно фыркаю. Настаивает он! Телохранитель настаивает, чтобы его подопечная выбралась из зоны комфорта и безопасности! Не знаю, надолго ли меня хватит, или все-таки придется испортить отцу поездку.
Его огромная туша вновь скрывается за дверью ванной, а я, насупившись, скрещиваю руки на груди и плюхаюсь в кресло.
Никуда я не поеду! Тем более — по приказу какого-то чудаковатого качка!
— Вы еще не собраны? — глумится он, вернувшись ко мне одетым в свой костюм и с гарнитурой скрытого ношения в ухе. — Элла Валентиновна, ваш отец благосклонно отнесся к некоторым отличительным тонкостям моей работы. Он позволил мне применять силу в случае ваших капризов.
Самир останавливается передо мной, послав на меня тень своей громадной фигуры. В его выразительных глазах серебрится блеск, словно лунный отсвет на водной глади темно-синего моря. Полгода назад я бы многое отдала, чтобы уговорить его стать моделью для моей картины. С замиранием сердца наносила бы каждый штрих на полотно. Я вкушала бы каждый миг эстетического удовольствия. Сотворила бы шедевр всей жизни.
— Что вы говорите? — ехидничаю. — Отец ни разу в жизни меня грубым словом не обидел. Он под страхом смерти не позволил бы кому-то пальцем меня тронуть…
Живо склонившись, Самир с легкостью вытаскивает меня из кресла и закидывает на свое плечо. Словно пушинку.
Секунду я отхожу от шока, пялясь в пол, а он уже выносит меня из комнаты. Уверенно, смело, с неким диктаторским попечительством.
— Как ты смеешь?! — начинаю визжать, дергаясь на его плече. Но увы, ни сползти, ни спрыгнуть. Он рукой сцепил мою талию в кольце, и не думая дать мне шанса вырваться. Я даже до телефона дотянуться на могу. Ударяю его по стальной спине. Еще раз. Еще. Сильнее. Бесполезно. Он и бровью не ведет, спускаясь по лестнице. — Да чтоб тебя! — рычу, обессилено повиснув.
— Наконец-то вы перешли на «ты», Элла Валентиновна, — произносит он. Ровно, без намека на одышку. Будто и не тащит на плече пятьдесят килограммов Эллы Ярославцевой.
— Элечка! — ахает няня, когда Самир проносит меня мимо нее.
— Няня! — взвизгиваю, протянув к ней руки. — Позвони отцу! Скажи, что его чудище тронулось умом…
Слышу его глухой смешок. Он еще и ржет надо мной, мерзавец!
Няня, сочувствующе поджав губы, качает головой.
Ну конечно! Отец развязал Самиру руки и предупредил всех, чтобы не вмешивались. Подозреваю, и Богдан в деле. Значит, вся надежда только на Руслана, заступник из которого тоже — так себе. Да уж, перспективы!
В фойе Самир ставит меня на ноги, но стоит мне дернуться в попытке сбежать, преграждает путь. Нас разделяет всего несколько сантиметров. Я дышу, как загнанная гончая. Тяжело. Сбивчиво. Будто это я тащила Самира на своем горбу. Он же абсолютно невозмутимый. Буравит взглядом. Терзает. Мучает.
— Я, Элла Валентиновна, тоже под страхом смерти никому не позволю к вам пальцем прикоснуться. Себе руку отсеку, но вас не трону.
Его горячее дыхание, касаясь моего виска, невидимыми импульсами вселяет в меня лучи уверенности.
Я растерянно бегаю глазами по его костюму, пока все мои мышцы сжимаются, реагируя на его пробирающее до дрожи заявление. Не нравится мне тон его голоса. Рядовые телохранители не говорят с такой… одержимостью.
Да, одержимость — самое подходящее слово поведению Самира: его взгляду, голосу, жестам. Похоже, он помешан на своей работе. Но у всего должен быть предел. Его должность подразумевает мою защиту, а не распоряжение моей жизнью. Он никто, чтобы принимать за меня решения.
