«Не смей раскисать на работе!» — кое-как подбадриваю себя по дороге к запасному выходу.
— Всё в порядке! Обошлось! — говорю вслух, тихо, одними губами, открывая дверцу машины. Но, как только захлопываю ее, позорно сдаюсь.
***
Стресс выливается слезами и горькими всхлипами. Вместо нормальной, вменяемой женщины я превращаюсь во что-то влажное, трясущееся и хилое.
Словно стихию, пускаю свою истерику на самотек. Как ассистент хирурга во время операции, сама себе подаю салфетки. Запрещаю прикасаться к замку зажигания.
Ничего не контролирую и не пытаюсь успокоиться.
Просто вою. Выпускаю изнутри то, что не в состоянии до конца понять.
Не анализирую. И не сравниваю.
До последней соленой капли. До икоты. До черных разводов от макияжа, который стекает до самого подбородка.
Лишь когда не остается сил даже на слезы, трясущимися руками набираю номер Лены.
— Ты жива там? — Она будто видит меня. Сквозь стены и расстояние.
— Не очень. Как Глеб? — Кусаю губы, боясь услышать ответ.
— Он не понял, почему я попросила его развернуться. Хорошо хоть там, возле клиники, спорить не стал, — тяжело вздыхает подруга. — Сейчас закрылся у себя в комнате. Пробовала выманить печеньем. Отказывается.
— Ничего не спрашивал?
— Ты словно своего сына не знаешь!
— Значит, нет.
— Не представляю, что ощутил твой Шаталов, но я сама чуть в обморок не упала. Ты бы хоть предупредила, что они настолько похожи! Вы сына случайно не на ксероксе зачали?
— Мы тогда не особо присматривались к поверхностям, — вырывается у меня с нервным смешком.
— Да уж... Понятно. Млекопитающие из семейства зайцевых. Кролики. — В трубке раздается какой-то стук, похожий на хлопок двери. — А что дальше?
— Дальше...
Где-то внутри уже созрел ответ. Я чувствую его так же четко, как боль за грудиной после истерики. Он точно правильный. Единственный возможный. Но пока не могу понять, какой именно.
— Кажется, Шаталов от нас не отстанет. У меня мурашки от его взгляда. До сих пор!
— Опять предложишь Москву? — Теперь это даже звучит смешно.
— А поможет?
— У него скоро ребенок будет. Свой. От законной жены. — Опускаю голову на руль.
Почему-то слова о жене цепляют так же, как и намеки на Москву. Никак.
— Что-то Шаталова до сих пор не очень волновало будущее отцовство.
— Считаешь, он заинтересуется прошлым? — Закрыв глаза, я вспоминаю встречу своих мужчин. Их жадные взгляды и шок.
— Так как выживать будем?
— К черту все. — Голова уже готова взорваться от нерешенных проблем и слишком сильных для одного дня эмоций. — Мне так плохо. Не могу больше никого из них видеть или слышать.
— Хочешь сбежать?
— На больничный уйду, — озаряет неожиданной мыслью. — Из-за Шаталовой Кравцов не пустил меня в отпуск. Теперь с ней почти закончено. Пусть справляется, как хочет. Хоть сам всех естественным путем оплодотворяет, хоть с помощью Савойского. Мне по барабану.
20. Глава 20. В шаге от него
Глава 20. В шаге от него
Мысли материализуются.
Идея с больничным оборачивается настоящей болезнью. С кашлем, температурой и насморком. Как только я приезжаю домой, начинается лихорадка. А утром просыпаюсь настолько разбитой, что не в состоянии даже вызвать врача.
Вместо меня его вызывает Лена. И затем сообщает в клинику, чтобы забыли о моем существовании на неделю, а то и больше.
Савойский не заставляет себя ждать. Он перезванивает через десять минут и долго, качественно полощет мозг по громкой связи. Рассказывает о важности моей работы. О пациентках, которым смогу помочь лишь я. О сроках, которые клиника не может нарушить.
