Я умру за вождя и отечество - страница 24



– Жаль только, все это без толку. Все равно Гинденбург победит, – добавил Рудольф, смерив взглядом кипу плакатов в руках у Фрица. – Все к тому идет.

Фон Гинденбург – национальный герой и прославленный полководец. Под его руководством Германия преодолела кошмар двадцатых, выдержала кризис… Словом, у любого здравомыслящего человека на выборах может быть только один кандидат. Ну или, по крайней мере, так говорит тетушка. Да и дядюшка тоже полагает, что кайзеровский фельдмаршал конкурентам не оставит и шанса.

– Папка говорит, что Гинденбург тоже хорош. – Непонятно почему вступился за полководца Фриц.

– Хорош, спору нет. Уж точно получше многих. – Не стал спорить Рудольф. – Только что толку? Сплошная демократия кругом. Канцлеров меняют, что твои перчатки. В Рейхстаге толпа дармоедов, только и умеют, что карманы набивать. Людей на улицу выкидывают, оставляют без последнего пфеннига, а эти уроды знай друг на друга вину сваливают. Как будто простому человеку от этого легче…

В голосе брата сквозит неприкрытая злость. Пауль понимающе закивал. Знакомые разговоры. Все вокруг об этом говорят. Только как-то так получается, что все вокруг партиями недовольны, но пройдут выборы – и в Рейхстаге опять сидят все те же.

– А Гитлер – он готов все в свои руки взять. Чтобы было ясно, кто правит и на ком вся ответственность. При нем-то вся эта чехарда быстро закончилась бы. А, что говорить…

Рудольф неопределенно махнул рукой.

– А ты куда такой нарядный?

– Работу ищу. Весь день по разным конторам шатаюсь, да пока без толку.

– Ты работу потерял? – Ахнул Пауль.

– Ясное дело. А за квартиру платить по-прежнему надо. – В голосе Рудольфа на миг послышалось уныние. Паулю стало не по себе. Не может же владелец квартиры просто выкинуть семью с маленьким ребенком на улицу! Или может?

– Ладно. – Брат упрямо тряхнул головой. – Прорвемся, где наша не пропадала. Должен же этот кошмар рано или поздно закончиться…


Чем ближе выборы – тем сильнее ощущение, что мир сходит с ума. На улицах то и дело драки. Нацисты дерутся с коммунистами по поводу и без. И вдвоем мутузят социал-демократов, которые тоже в должниках долго не остаются. Митинги следуют один за другим. И заканчиваются все теми же драками. Словом, здравомыслящий человек вообще лишний раз на улицу не сунется. Хотя и это помогает не всегда: нацисты расколошматили лавку Абрама Хермана. Вроде бы за то, что имел какие-то дела с коммунистами. Хотя, скорее всего, просто потому что еврей.

Хаос продолжался до самого тринадцатого марта. И – снова выборы. На этот раз Пауль остался дома. Он, как назло, опять притащил из школы очередное замечание. Попытка апеллировать к справедливости провалилась: тетушка категорически заявила, что таскать Людвига Шнайдера за волосы Пауль не имел никакого права. Даже если тот симпатизирует коммунистам и вообще первым полез в драку.

– Я прекрасно осведомлена, как это бывает, – строго заявила тетя. – Даже если он начал первым, ты, не сомневаюсь, сделал для того все необходимое.

Возразить нечего. Он и впрямь заявил Людвигу, что тот настоящий коммунист, потому что не дал списать задание по математике. Ну, сказано это было несколько грубее… Собственно, именно потому-то Людвиг ему в глаз и засветил. А дальше все как-то само собой получилось.

Оставаться дома обидно, но никуда не денешься.

Поздно ночью объявили результаты. Гинденбург набрал сорок девять процентов, Гитлер – чуть больше тридцати. Значит, будет второй тур.