Каждая
песня, каждый наш выход на сцену даёт эмоции. Каждую строку мы пропускаем через
себя. Снова и снова. Зал это чувствует, поэтому отдача колоссальная. И вот это,
наверное, самое крутое в том, что мы делаем.
Где ты? С
кем ты? Как ты?
Я звоню, но
в ответ гудки.
Мне плевать
на твои слова,
Но ты права,
ты была права.
В мокрых
кроссах по лужам,
Забив на
дождь,
Я иду к тебе
Вдоль ночных
дорог...
— К этому
быстро привыкаешь, — мне самого себя вполне норм слышать, за год в сольном
плавании привык. Это Паулина крутится в большом мире шоу-бизнеса всего ничего,
но и она обвыкнется.
Нет.
Всё-таки, наша коллаборация[9],
на которой опять же я настоял — идеальная тема. Всего за несколько недель мы
подняли мой весьма скромный из-за высокой конкуренции на рынке уровень ротаций[10]
до первых строчек хит-парадов. Не знаю, почему, но давно повелось, что девушка в
группе самый беспроигрышный вариант.
Слишком
быстро выезжаем в цивилизацию. Время беспощадно. Почему оно тянется там, где не
нужно и так стремительно летит, когда просишь его притормозить?
— Куда? —
тормозя на красном светофоре, киваю на таблички с указателями улиц.
— Навигатор
показывает налево.
— Налево так
налево. С тобой хоть сколько раз можно налево.
Чего, снова
мимо? Молчание — золото, я понял.
Ещё через
четверть часа петляний и остановок на пешеходках тормозим возле самого крупного
и распиаренного в городе Свадебного Салона, приютившегося на первых этажах
многоподъездных бетонных гусениц.
— А ты куда?
— удивляется она, видя, что я собираюсь вылезать следом за ней.
— Что
значит, куда? С тобой.
—
Издеваешься?
— Разве что
над самим собой.
Садо-мазохист,
отвечаю. Никаких крюков и прищепок не надо, чтоб профессионально делать себе
"бо-бо".
— Тим, не
надо.
— Боишься
передумать?
Ух, как
молнии сверкают в этих ясных синих очах. Правда глаза колет, малыш?
— Как
знаешь.
То-то же, а
то артачится.
Входим под
звон навесного китайского колокольчика в прохладное помещение, слепящее от
преобладания белого. Слева, справа, впереди, везде — длинные стойки с десятками
вешалок. Стены белые, пол белый, потолок белый. Да всё, твою мать, белое.
Словно в сугроб вверх тормашками окунули.
Прямо со
входа нас встречает молодящаяся продавщица в летах с таким слоем косметики, что
кажется, будто башку присобачили на чужое тело. На лицо килограмма тоналки
хватило, а на морщинистую шею нет, забавно.
Дамочка
облизывает нас как только может. Сразу прочухала, что попались не скучающие
зеваки, а потенциальные клиенты. Меня усаживают на диванчик возле примерочной,
даже чай предлагают, Пулю же под локоток уводят вглубь зала, заговаривая зубы.
Пошла втюхивать самые круглые ценники, сто пудово.
Сижу, чего
остаётся. Под фоновую нудную музычку с намёком на Бетховена разглядываю
стеклянную витрину со всякой мелочёвкой: статуэтками на торты, праздничными
бокалами, диадемами и бабскими шпильками для причёсок. Попутно делаю несколько
снимков. К сторис потом прикреплю в качестве пруфов[11].
Паулина
возвращается нескоро и сразу с трёмя вариантами, прячься со всем этим добром за
шторой.
— Покажись
только, а то сам приду, — напутствую её.
— Жениху
нельзя видеть невесту в платье до свадьбы, — напоминает дамочка.
— Он не
жених, — отвечает копошащаяся ширма.
— Пока что,
— поправляю. — Но я в процессе решения этой проблемы, так что наряд берём на
мой вкус.
