О боги! Как же мне хотелось вцепиться ей в волосы и колотить посильнее, чем его ─ до боли в руках и сбитых костяшек! Но какой в этом толк? Я могу хоть всех женщин в мире оттаскать за волосы, а мой скоро уже бывший муж так и продолжит «мстить» мне подобным образом за каждую провинность.
Постоянно натыкаюсь на его вещи и засовываю их куда придется, пока меня снова не снесло. Первые дни я просто прижимала их к себе, вдыхала его запах и ревела часами. С вещами просто ─ от них можно избавиться! Но у меня есть сын, который каждый день и час смотрит на меня папиными глазками. И от этого взгляда никуда не деться. Так больно, когда насильно пытаешься разорвать связи, которые проросли в тебя насквозь. Но по-другому нельзя! Мы хоть и сшиты намертво, вместе быть уже не можем.
Алекс ставит передо мной чашку чая с молоком, но мне не до еды, и я просто прижимаюсь горящим пульсирующим виском к холодному оконному стеклу, прикрываю тяжелые веки и стараюсь запретить себе думать о нем. Когда наступает вечер, становится особо тяжело. Днем я все свое время уделяю детям, но когда они спят в своих кроватках и в квартире тихо, хочется выть от безысходности.
Я запрещаю себе скучать по нему. Запрещаю ждать сиюминутно лязга ключей в замочной скважине. Запрещаю бесконечно вспоминать все то, что между нами было. Было. Больше не будет.
─ Аня, тебе надо поесть! ─ мягко говорит Алекс, положив мне руку на плечо.
─ Не хочу! ─ отзываюсь я и пугаюсь звука собственного голоса.
─ Так нельзя! О себе не думаешь, подумай о сыне! Молоко пропадет и придется малыша спешно переводить на смеси.
─ Не могу, мне кусок в горле не лезет! ─ шепчу я, умоляя оставить меня в покое.
─ Аня, я не отстану от тебя и не уйду, пока ты не выпьешь все до капли и что-нибудь не съешь!
Алекс нависает надо мной со скрещенными на груди руками, а в голосе звучат воспитательные нотки. Последнюю неделю он возится не с двумя детьми, а с тремя ─ я совсем не в себе.
Делаю над собой усилие и отпиваю небольшой глоток. Горячая жидкость комом сваливается в пустой желудок и вызывает болезненный спазм. Я смотрю на свои исхудавшие руки и почти кидаюсь в слезы, не увидев на привычном месте кольца. Ярослав забрал его с собой. Не знаю зачем.
─ Молодец, Аня! Давай я тебе что-нибудь приготовлю?
─ Спасибо, Алекс, но не надо! Ты и так делаешь гораздо больше, чем должен, ─ отказываюсь я краснея.
─ Это мелочь! Я люблю готовить! Как-нибудь угощу тебя том ямом, а пока в меню только детская каша и яичница, ─ пытается шутить он.
─ Алекс, я без понятия, чтобы без тебя делала! ─ восклицаю я, не зная, как выразить всю ту благодарность, которую испытываю.
─ Ань, я рад, что хоть чем-то могу помочь, ─ улыбается он и наши взгляды сцепляются. Я залипла на светлую доброту, которой сияют его глаза, и мы смотрим друг на друга неприлично долго.
Я все же отвожу взгляд, и в воздухе повисает небольшая неловкость. Алекс вновь улыбается своей застенчивой улыбкой, которая ярко оттеняется его брутальной внешностью.
Он ставит на плиту сковородку, смазывает ее маслом и разбивает яйца одной рукой, как делают профессиональные повара. Шкворчание яичницы такое уютное, что я улыбаюсь, даже несмотря на ураган, который бушует в душе.
─ Есть хоть что-нибудь, что ты не делаешь профессионально? ─ спрашиваю я, восхищенная огромным количеством его навыков.
─ Да брось! ─ чуть краснеет Алекс. ─ Я пару месяцев походил на кулинарные курсы. Я, вероятно, люблю учиться. Ярослав готовил для тебя?
