Он меня сокрушил. Растерзал на кусочки и развеял их по ветру. Последним поцелуем выпил из меня всю жизнь и унес с собой, как и кольцо. Я родилась, чтоб раствориться в ком-то другом, и никогда не строила из себя сильную и независимую. Я с благоговейной улыбкой снова и снова ложилась на его алтарь и сама приносила себя в жертву. Я бы и дальше это делала, если бы ему было достаточно всей меня…
Когда его губы впервые накрыли мои, я поняла, что этот локомотив, сносящий сексуальной энергией, никогда не будет принадлежать только мне. Я всегда знала, что меня одной ему будет мало. Как бы активно я ни корчила из себя заводную секси-бестию, всегда будет нечто такое, чего я не смогу дать.
Я убедилась, что любовь ─ это болезнь, а избавление от неё так и вовсе пытка, приводящая к увечьям. Но неважно, как мне сейчас больно ─ сегодня Ярослав не увидит, какой жалкой и разбитой я стала. Я просто уверена, что он так и ждет, что я, зачуханная почти разведенка в соплях, брошусь ему на шею и начну срывать одежду. Нет! Я больше не позволю ему безгранично владеть собой и ломать как надоевшую куклу.
Сейчас я соберу последние крупицы жизни, которые во мне еще теплятся благодаря детям, и докажу, что их мама все такая же красивая и несломленная. Пусть он увидит, что потерял. Пусть уже поймет, что такой, как я, в его жизни больше не будет, и никто из его табуна шлюх со мной не сравнится.
Пока могу терпеть, стою под почти ледяным душем ─ позволяю струям забрать усталость, стучащую в висках боль и слезы, которые можно выплакать только сейчас.
Устраиваюсь у гримерного столика, сажаю дочку на колено как на лошадку и свободной рукой размазываю тональник по лицу. Синяки под глазами чернеют так активно, что замазать их моим обычным тоном не получается, даже если накладывать слой за слоем. Я не сдаюсь ─ вооружаюсь плотным консилером и все же возвращаю себе более или менее здоровый вид. Закапываю «Визин» и поярче крашу глаза, чтоб Ярослав не понял, что я реву не переставая. Добавляю в свой траурный образ немного света: буквально несколько касаний хайлайтера ─ скулы, арка Купидона и немного на выпуклости грудей.
Одеваюсь. После вторых родов у меня появилось много читерских комплектов белья. Первая хитрость ─ это бюстгальтеры, которые подбирают грудь, которая то повисает, то раздувается, и делают ее вновь красивой и аппетитной. А вторая ─ трусики, которые утягивают дряблый живот и позволяют носить обтягивающие платья. Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Он прекрасно знает, что там, под бельем.
Не было и ночи, чтоб я не вспомнила нашего последнего раза. Я так ярко все помню, что если сосредоточусь, то смогу почувствовать его в себе. Безумно скучаю по его горячим рукам на своей коже, по глазам, которые ледяными клинками впивались в душу и выпивали всю ее без остатка, по бархатному шепоту со звенящий хрипотцой, который проникал под кожу и током крови разносился по всему телу.
Надеваю одно из тех платьев, от которых он с ума сходит. Черное с кожаными вставками, которое словно запечатывает тело в корсет. Смешно. Мы на ножах и на грани развода, но я все так же наряжаюсь не для себя, а для него. Я хочу, чтоб Ярослав меня запомнил. Хочу вонзиться в его сердце занозой и сидеть там вечно. Хочу, чтоб не только мне было так больно. Я же не просто развожусь. Я теряю его навсегда. А потерять его значит потерять и себя тоже.
