Тихий стук в дверь ─ не решился открыть своими ключами. Я отправляю в себя дополнительную порцию валерьянки и иду открывать. Мы не виделись больше недели, и я бы и сейчас предпочла держаться от него подальше, но Ярослав пришел к детям, не ко мне.
─ Аня, привет, ─ произносит он, переступив порог.
Выглядит хорошо ─ свежая стрижка со слишком уж сильно снятыми висками; выбрит до скрипа и в идеально сидящем темном костюме. На правой руке часы, которые я ему подарила на прошлый день рождения, и обручальное кольцо. Спустя пару часов он выйдет за дверь, закинет кольцо и часы в карман или бардачок и поедет развлекаться. Свободный, молодой мужик, пышущий сексуальной энергией. На такого желающих найдется вагон и маленькая тележка.
─ Папа! ─ взвизгивает Сашка и бежит к нему.
Ярослав присаживается на корточки и бережно обнимает дочку, а я нависаю над ними, как злая ведьма или надсмотрщик ─ смотря с чьей стороны смотреть.
Он достает из пакета с логотипом «Детского мира» розовую коробку с очередной куклой, и Саша, которую «купить» несложно, чмокает его в обе щеки и улыбается, очаровав нас милыми ямочками. Он подхватывает дочь на руки и несет в детскую. Пытка номер раз ─ я виновата в том, что обожаемый папа не будет больше целовать ее перед сном. Скоро и сын подрастет, и тоже будет видеть пример для подражания только по выходным.
─ Вы играйте, а я буду с Петей! ─ говорю я, с трудом преодолевая ком, который мешает нормально говорить.
─ Мы поиграем немного, и я приду к сыну, ─ обещает он, швырнув в меня короткий, но красноречивый взгляд, от которого ладони вновь стали мокрыми.
Я выскакиваю за порог. Я ужасный человек. Меня бесило, что он холоден к детям. А теперь я умираю от тоски, когда вижу, что Ярослав может быть хорошим отцом. Я даже думать не хочу, что мне было бы легче, если бы Ярослав по-прежнему вел себя как эгоист.
Стою под дверью, как дура и закусываю палец, чтоб не разреветься. Из ступора меня выдергивает Сашка, которая теребит край подола и упорно повторяет папиным тоном:
─ Мама, пойдем!
Я беру ее за ручку, и дочка вновь приводит меня к нему. Ярослав сидит на детском стульчике, не зная, куда деть слишком длинные ноги, колени которых сейчас на уровне груди, и делает вид, что пьет невидимый чай из игрушечной чашки. Сашка усаживает меня на такой же стульчик и сует в руку розовую кружку. Я тоже притворяюсь, что пью чаю. Притворяюсь, что Ярослав мне безразличен. С первым проще.
─ Тебе удобно в понедельник? ─ спрашиваю я спокойным тоном, чтоб Сашка продолжала думать, что мы играем.
─ Что удобно? ─ не понимает он. ─ Ты хочешь, чтоб я с малыми посидел?
─ Нет, я хочу, чтоб мы подали заявление на развод.
Он вздрагивает. Вздрагивает так, словно в игрушечной чашке кипяток. В меня упирается страдальческий взгляд серых, как грозовое небо, глаз. Он делает такой судорожный вдох, что, кажется, вот-вот задохнется. Мечется, не зная, куда деться от боли, а потом хватает Сашку, которая весело хохочет, взмыв в воздух, и усаживает себе на колени. Прикрывается ребенком, давит на жалость.
Я продолжаю приподнимать уголки губ, изображая подобие улыбки, а сердце пронзается тысячей ножей. Уже не он все портит и крушит. Теперь это мой удел!
─ Папа! ─ щебечет дочка.
─ Не бойся, доченька! Мама же шутит!
─ Не шучу, ─ шепчу я, уже почти мертвая, потому что человеку не выжить, когда сердце разорвано в лоскутки.
