Я загадала папу - страница 28



Теплые губы прикасаются к моим. Задерживаю дыхание теряясь в происходящем. Антон осторожно отвоевывает для себя каждый миллиметр моего рта. Неуверенно отвечаю, зажмурив глаза. Стыдно. Я и правда, похоже, забыла, как это делается. Или он слишком опытный, что я просто вытворять такого еще не умею.

— Ммм, — его тихий стон мне в губы. — Пора тормозить, — мягко отстраняется, оставляет на губах еще пару коротких поцелуев. — Вкусная Снежинка, — вгоняет меня в краску. — А можно я спрошу? Не хочешь, можешь не отвечать, но я наглый, да, — тоже смущается и закусывает губу, как тогда, в кабинете. Это нечестно! Надо запретить ему так делать!

— Спрашивай уже! — смеюсь, прикладывая ладошки к горящим щека. — У нас же третье свидание. Откуда, кстати, третье?

— Эй! Я должен был спросить, — кусает меня за кончик носа. Он теперь мокрый и быстро замерзает. — Сама посчитай. Ресторан - раз, — загибает пальцы. — Обед на капоте – два. Ну и сегодня получается третье.

— Офигеть, у тебя логика. Ладно, пусть будет так. Что ты хотел спросить?

— Передумал. Забудь. Я и так знаю ответ на свой вопрос. Собственнику внутри меня он очень нравится.

Наши губы снова сталкиваются. Он действует чуть увереннее, смелее. Зажигается, я чувствую. Тормозит. Отпускает, отступает на шаг назад. Карие глаза стали почти черными. Зрачок затопил радужку и это завораживает. Он пару раз рвано вдыхает морозный воздух.

— Пора домой, — говорит с сожалением.

— Да. Завтра еще один рабочий день. Кстати, — открываю дверь машины. — Кем ты работаешь? — тихонечко тормошу Васю за плечо.

— Я? — Антон странно теряется.

Такой сложный вопрос?

— Логистом.

8. Глава 8. Все тайное рано или поздно…

Звонко бросаю ключи на тумбочку в прихожей. Свет не включаю. Мне достаточно луны, попадающей прямо в кухонное окно. На губах все ее ощущается вкус нашего первого поцелуя со Снежинкой. Какао и корица. Ловлю себя на том, что облизываюсь, стараясь продлить это ощущение.

Проходя мимо большого зеркала, ловлю в нем свое отражение. Немного растрепанный, глаза горят. Улыбка шальная, пацанская. Зубами прижимаю краешек нижней губы. Вот так ей нравится. Это же не я. Не совсем я. Не весь.

Этому парню двадцать примерно. У него еще нет фабрики и огромного количества зависящих от него людей. Нет даже мыслей в голове о том, что у него может быть такое большое производство. Есть стремление сделать свою жизнь лучше, дотянуться до брата и доказать родителям, которых уже нет в живых, что он чего-то стоит. Ему еще не разбили сердце ткнув мордой в то, что дети стоят дорого, а он столько еще не заработал. И не тыкали ему в лицо бумажкой из медицинской карты, где сообщается об аборте…

И в зеркале отражаюсь уже другой я. Зубы сжаты, глаза горят совсем другим блеском, плечи расправились, ноги на ширине плеч и руки в карманах стиснуты в кулаки. Это та часть меня, которая вгрызается в свое зубами и не отдает. Я угрохал десять лет жизни, чтобы прийти в эту точку. Мне больше никому ничего не надо доказывать. Только ей, что достоин быть рядом.

Надо было Снежке правду сказать. Эта девочка не простит мне лжи.

Иду на кухню. В темноте наливаю в стакан воды из чайника. Подхожу к окну.

«Если бы сразу раскрылся, она бы меня к себе вообще не подпустила» — напоминаю себе.

Мне хочется сделать для нее еще что-то приятное сегодня. И это «что-то» никак не вяжется с тем образом, что я создал для нее за эти дни. Я заказываю для нее цветы. В лучшем бутике города совсем не дешёвый букет синих роз с напылением, очень похожим на снег. Ей подходит. Девушка вежливо спрашивает, не подписать ли мне открытку. Подписать. Хочу, чтобы знала, что цветы от меня. Во мне снова включается собственник и в голову лезут пошлости, но там же Васька. Вдруг прочитает.