– Не дали сказать?
Голос Петра был угрюмый:
– Не дали. Хотя, наверное, зря. Почему-то принято считать, что умирающий может сказать что-то особенно важное. Он как бы уже видит Ту Сторону. Я сам как-то собирал последние слова великих. Получился красивый винегрет вроде: и ты, Брут?.. Света, больше света!.. За Родину, за Сталина!.. Люди, я любил вас… Нет, не больно… Только не трогай мои чертежи… Пойду искать Великое «Быть Может»…
Он что-то говорил еще, цитаты так и сыпались, но я не слушал. Что мне слова великих этой крохотной планеты, мне бы услышать, что старался выговорить разбитым ртом Валентин!
Заварил еще кофе, с первого же глотка кровь двинулась по телу тугими горячими толчками. Снова начал различать и шумы за окном, и учащенное биение своего сердца, а с экрана телевизора, который почти не замечал, снова шло надоевшее о гигиенических прокладках, об особой краске для волос, о несмывающейся губной помаде. Все ролики один за другим, кучно и торопливо, словно депутаты, спешащие в буфет, а я вдруг ощутил болезненный укол в грудь. Это ж если хоть сотую часть этих денег, что на такую рекламу, да на нужды, скажем, медицины, то уже наверняка на этой планете излечили бы рак и СПИД, а если бы колоссальные суммы, что выбрасываются на дорогие духи и туалетную воду, потратить на науку, то здешние существа уже топтали бы Марс и Венеру, строили бы фермы на спутниках Юпитера.
Да и многие проблемы, если бы не были разрешены уже сейчас, то разрешились бы в следующем поколении.
Дрожь прошла по телу, заледенила сердце. Не затем ли меня… Да кто же я, посланный затем… возможно, затем… чтобы повлиять на всю эту нелепость, именуемую цивилизацией?
Обжигаясь, допил кофе, горячая, почти черная струя влилась в кровь, ударила в голову, сердце застучало чаще.
Меня подбросило, замелькали белые стены. Это мой разумоноситель, не в силах усидеть на месте, выскочил из кухни и заметался по квартире с такой скоростью, что картины на стенах и книжные полки слились в пестрые полосы. Дверь на балкон распахнулась с треском, набухла после недавнего дождя. С порога я застыл, прикованный страшным зрелищем: огромный бледно-оранжевый шар, небесный спутник этой планеты, медленно опускается за темный горизонт! Конечно, я понимал, что на самом деле Луна, вращаясь с огромной скоростью сразу в нескольких направлениях, несется вокруг этой планеты, а та с еще большей скоростью, сравнимой разве что со скоростью пули, вертится и вокруг своей оси, и вокруг звезды. Но обманчивое зрение твердило, что пол под ногами находится в центре мира, а я живу, да-да, живу в этом теле, что разлеглось в плетеном кресле на балконе, мой организм настойчиво посылает в мозг сигналы, что устал, чувства притупились, срочно надо освежить их… в некоем странном состоянии – сне…
Я попробовал взять контроль над телом, оно в самом деле подчиняется во всем… за исключением вмонтированных в него ограничителей. Сколько я так просидел, таращась на жутковатое звездное небо, но в голове снова зароился туман, мысли начинали путаться. Мой организм уже сам по себе зевал, чесался, оглядывался на раскрытую дверь в комнату, где видна кровать. Как ни горько, но я настолько плотно всажен в это тело и привязан к нему, что его примитивные инстинкты и желания властвуют надо мною!
– Черта с два! – сказал я зло.
Я смолол кофе, но в последний миг руки зависли над джезвой. Ну, поставлю на огонь. Ну, выпью еще одну большую чашку этого наркотика: еще крепче, еще слаще, еще горячее. Продержусь без сна до утра. А что потом? Даже за крохотную победу надо расплачиваться… Если смогу продержаться без сна, переломив примитивные инстинкты этого разумоносителя, то к утру голова будет как ватой набита.
