Макар задумался. Конечно, происходящее было для него диким, даже абсурдным. Но я и не ждала от него понимания, лишь была благодарна за возможность высказаться.
Оказалось, возможность разделить с кем-то груз жестокой реальности унимает страх неизвестности.
— Для меня твоя авантюра нелепа, — поджав губы, подытожил Макар. — Бороться за призрачный шанс остаться с чужой дочерью, когда можно счастливо выйти замуж и родить свою, — глупо.
Тяжело вздохнув, я кивнула. Пусть его точка зрения не совпадала с моей, она имела право на существование.
— Но… — внезапно решил продолжить Макар. — Я восхищён тобой, Саша. Восхищён как человеком, как женщиной и как матерью… Не все родители так самоотверженно любят своих родных детей. Поэтому, — он поднял на меня полный уверенности взгляд, — позволь мне тебе помочь…
Предложение Николаева было слишком внезапным. Следя за изменениями в выражении мужского лица, я до последнего верила, что Макар осудит меня, посоветует скорее заканчивать этот цирк и просто тихо развестись с мужем.
Но он поддержал меня… Даже предложил помощь.
Оказалось, его родная тётя занимала должность директора департамента социальной защиты населения области, а один из лучших друзей был судьёй федерального суда. Конечно же, это не позволило бы упростить процедуру удочерения Ники, но могло существенно сократить сроки.
С одной стороны, это было слишком заманчиво — я могла раньше освободиться от неудавшегося брака. Но, с другой стороны, приняв помощь Макара, я становилась обязанной ему. Мысль об этом тугой верёвкой затягивалась на горле, мешая дышать.
Поэтому я решила отказаться. Мои проблемы были только моей заботой… И перекладывать их с больной головы на здоровую я не хотела.
Сегодня у нас был важный день. Во-первых, ещё с утра я подала заявление в органы опеки для разрешения удочерения. А во-вторых, сегодня Николь должна была получить второй спортивный разряд по фигурному катанию.
Со вчерашнего дня я безумно нервничала. Эта новая ступень в спортивной карьере дочери была настолько ей важна, что я не могла найти себе места. Николь же источала максимальную невозмутимость.
— Я могу откатать программу с закрытыми глазами, — чувствуя мою тревогу, пыталась успокоить меня она. — Поэтому всё обязательно пройдёт хорошо. Ты же веришь в свою дочь?
— Конечно, верю, — тогда ответила я, продолжая мысленно грызть ногти.
Но соревнования Николь были не единственной моей заботой.
Вчера утром муж неожиданно отменил все рабочие дела, заявив, что следующие несколько дней посвятит нам. Конечно же, Николь была рада этому — ей сильно не хватало внимания отца. А я всё это время думала, как бы тихо не сойти с ума.
Одно радовало — Эд не лез ко мне со своей бесконечной любвеобильностью. Нет, он пытался обнимать меня, целовать, но не старался затащить в постель. Но это было странным…
Вообще в последнее время Эд изменился: похудел, слегка даже осунулся. Его вечно пышущее здоровьем лицо потеряло цвет, а в поведении появилась лёгкая скованность — словно он хотел мне что-то рассказать, но никак не решался.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросила я, когда мы собирались в ледовый парк. — Выглядишь не очень…
— Всё в порядке, — натянуто улыбнулся Эд, застегнув верхнюю пуговицу рубашки. — Думаю, это последствия болезни. Наверное, стоит купить витаминов…
Словно они могли отмолить все грехи супруга.
— Хорошо, — коротко кивнув, я сделала вид, что поверила в это глупое оправдание. — Я буду ждать тебя в машине.
