— Таська, я сейчас с ума сойду! Ну же, не молчи!
И я рассказываю все: о жизни в доме Мещерякова и дружбе с Милой, о своём долге Турчину и сумасшедшем Гере, о том, как ушибла дверью лоб, и о том, как прямо сейчас не могу оторвать взгляд от придурка. Правда, последнее списываю на поиски родимого пятна. Хотя кого я обманываю?
Амели слушает — молча, внимательно. А потом, как я и думала, помогает возвести в куб мои проблемы.
— Дурацкое пари! — вспыхивает девчонка. — А ты, Таська, прямо магнит для шизиков! Вот скажи, зачем Турчину знать, где у Геры родинка?! И как вообще он собирается проверить, правду ты сказала или соврала?
— Да Арик и так знает, — обреченно вздыхаю. — Мила рассказала, что лет до десяти ее брат и Савицкий хорошо общались и даже вместе ходили в одну секцию по плаванию.
— Понятно! — фыркает подруга. — Получается, Турчин просто издевается над тобой.
— Выходит, так. Амели, что мне делать? Этот псих Савицкий даже слушать меня не стал!
— Так какого черта, Тася, ты таращишься на него сейчас?! Пока он кулаками машет, дуй в его комнату и попытайся найти хоть какую-нибудь зацепку: детские фотографии, карту медицинскую… я не знаю…
— Ты серьезно? Думаешь, стены в спальне Савицкого завешаны фотографиями его голого зада?
— Почему сразу зада? — хихикает Амели. — Родинка под брюками — это ясно. Но разве она не может…
— Ой! — вскрикиваю слишком резко и чересчур громко, когда Савицкий пропускает удар. Знаю, что это не мое дело, и вообще мне ни капли его не жалко! Будь моя воля, я сделала бы из Геры отбивную! Но разве глупому сердцу объяснишь? Да и не каждый день видишь, как чей-то кулак сталкивается с человеческим телом.
Амели моментально смолкает, а две пары любопытных глаз мгновенно находят небольшое окно в мою каморку и без труда замечают меня. Но если Щеглов уже в следующую секунду теряет ко мне всякий интерес, то Савицкий зависает. Стискивает губы в тонкую полоску и крепче сжимает кулаки. Его отточенные движения вмиг становятся вялыми и заторможенными, зато глаза наливаются кровью.
— Кажется, я только что подписала себе смертный приговор, — усмехаюсь в трубку, но от окна не отхожу. Да и какой смысл теперь прятаться? Тем более, Гера наконец отводит от меня взгляд и начинает неистово дубасить Щеглова.
— Что опять стряслось?! — пищит Амели.
— Ничего особенного. — По сравнению с тем, с какой яростью Савицкий сейчас наступает на Щеглова, я отделалась слишком легко. — Я не люблю драки, только и всего.
— А я тебе говорила: нечего там высматривать. Действуй, Тася! Даже если не найдешь детских фотографий, сможешь отыскать что-то другое! Тебе просто необходимо найти слабое место парня! А если он еще раз тронет тебя хоть пальцем, я приеду и впечатаю его смазливую физиономию в кирпичную стену. Ты меня знаешь — я не шучу! Так и передай своему Савицкому!
— Он не мой! — зачем-то придираюсь к словам Амели.
— Ну-ну! — подозрительно хмыкает подруга и порывается еще что-то сказать, но громогласный звонок нарушает ее планы. Наспех попрощавшись, Амели сбрасывает вызов, а я на свой страх и риск бегу в оставленную нараспашку комнату Геры.
И только очутившись в сером пространстве его спальни, понимаю, что зря поддалась на уговоры подруги: я здесь ничего не найду. Голые стены, минимум мебели, никаких личных вещей на виду, да и в шкафах только самое необходимое. Комната Савицкого напоминает гостиничный номер — такая же пустая и безликая. Единственное, что хоть как-то мне может помочь, это ноутбук, оставленный Герой на кровати, но и тот на поверку оказывается запаролен…
