— Мама! — Я всё же кричу. Впрочем, тут же стихаю: я говорю со стеной. Прячу слёзы, отвернувшись к окну, и равнодушно повторяю вопрос:
— Куда уехал Савицкий?
— Это не твоё дело, Таисия! — устало выдыхает мать и уже хочет встать, но, словно вспомнив о чём-то важном, замирает.
— У тебя есть отец, друзья, мы, в конце концов. У Геры — никого, — произносит с укором, постукивая идеальными ноготками по краю стола.
— Разве в этом есть моя вина́? — бормочу, задыхаясь от обиды, но мама, как всегда, меня не слышит.
— У тебя впереди целая жизнь, — продолжает она монотонно. — Яркая, интересная, наполненная событиями. У Савицкого она ограничена комнатой в этом доме и беспрестанным лечением. Не будь эгоисткой, Тася. Не усложняй Гере и без того непростую жизнь.
— А что, если я хочу помочь? — Я уже не жду ответа, просто пытаюсь понять.
— Ты? — Мама смотрит на меня недоверчиво, сжимая губы в жалком подобии улыбки, а потом мотает головой. — Не лезь к нему больше, ладно? Увидишь — отойди. Услышишь его голос — притворись, что вы незнакомы. И вообще, бери пример с Арика. Турчин научился ловко лавировать между нормальной жизнью и необходимостью в определённые моменты становиться невидимкой для Геры. И никаких проблем…
— Арик? — Чувствую, как брови невольно ползут вверх, а возмущение начинает зашкаливать.
— Что тебя удивляет? — хмурится мама.
Но теперь моя очередь молчать: какой смысл говорить о Турчине, если меня всё равно не услышат.
Не дождавшись моего ответа, мама поправляет полы кремового пиджака и, распрямив плечи, направляется к Мещерякову, а я возвращаюсь в свою комнату ни с чем. Запихиваю в рюкзак учебники и конспекты на завтра, в шкафу проверяю школьную форму, а потом бесчисленное множество секунд завороженно смотрю в окно, на ту самую лужайку, где ещё вчера дубасил тренера Савицкий, и никак не могу отделаться от мысли, что парню всё ещё можно помочь. И просто держать его взаперти — не выход! Со страхами нужно бороться или хотя бы научиться жить с ними рядом. Но советы давать легко, куда сложнее им следовать, а потому, стоит стрелке часов перевалить за девять вечера, я решаю начать с себя. Собрав волю в кулак и отыскав купальник, купленный мамой для школьных занятий плаванием, бегу к бассейну. Запрещаю себе бояться. Делаю вид, что не чувствую дрожи, пробирающей до костей, и сквозь оглушающий шум в ушах наспех переодеваюсь.
А чуть позже босиком ступаю по холодному кафелю навстречу своему главному страху — глубине. Чтобы хоть как-то отвлечься, смотрю по сторонам. Про себя отмечаю, что всё вокруг сияет небывалой чистотой, а от вчерашнего кровавого происшествия с Герой не осталось и следа. Замерев возле бортика, отчаянно поджимаю пальцы на ногах и заставляю себя дышать глубже. Между мной и моим страхом всего шаг, и если я сделаю его, если смогу, то сможет и Гера. Я в это верю, как пятилетка в зубную фею. Но чёртов бассейн слишком глубокий для моих страхов.
Понимаю, что не сдюжу. Я трусиха. Мне уже не хватает воздуха, а мир вокруг плывёт перед глазами мутными пятнами. Сквозь стиснутые намертво зубы прорываются неконтролируемые стоны, и лишь спустя мгновение осознаю, что они принадлежат мне. Уже хочу сдаться, накинуть на плечи мягкое полотенце и вернуться к себе, как со спины доносится насмешливый голос Ара:
— Решила искупаться, Тася? Не слишком ли поздно, мелкая? Хотя постой…
