Вернулась графиня поздней ночью и, не медля ни секунды, прошла в комнату к племяннице. Та по-прежнему лежала в постели и под бдительным оком Маргариты уничтожала яства, принесенные ей на подносе.
– Все устроилось! – радостно объявила графиня, опускаясь в кресло, даже не сняв дорожную одежду и внеся в комнату запах морозной свежести. – Завтра я отвезу вас в Париж. Герцогиня Орлеанская, супруга Его королевского высочества Филиппа, согласилась взять вас под свое покровительство. Она знает все ваши обстоятельства, и вы будете у нее в полной безопасности.
Шарлотта, едва принявшаяся за ванильный крем, застыла с полной ложкой в руках.
– Я? В доме такой знатной дамы? Невестки Его величества? Но почему? – Вопросы прозвучали скорее печально, чем радостно.
– Потому что в доме этой знатной дамы вы будете защищены лучше, чем где бы то ни было. Нет, нет, не возражайте! Сегодня утром меня навестил сам господин де ла Рейни, и совет поступить таким образом исходил от него.
– Господин де ла Рейни? Но что он обо мне знает?
– Он знает о вас то, что ему рассказал молодой человек, доставивший вас ко мне.
– Они знакомы?
– Он – один из лучших его помощников. Многообещающий следователь. И к тому же его кузен. Его зовут Альбан Делаланд, – прибавила графиня после минутного размышления.
Эта новость Шарлотту не порадовала. Спаситель пришелся ей по душе, и в своем воображении она невольно начала уже рисовать что-то вроде романтической истории… Пусть даже у молодого человека не было на шляпе перьев… Но иметь дело со шпиком! Какое горькое разочарование!
– Вот оно что, – только и сказала она.
Потом задумалась на секунду и спросила:
– Я хотела бы знать, по какой причине господин де ла Рейни заговорил обо мне?
– Потому что он считает – и я, безусловно, тоже, – что, оставшись здесь, вы по-прежнему будете находиться в опасности. По воле вашей матери люди его ведомства вправе забрать вас и отправить в другой монастырь, куда более отдаленный и суровый, чем монастырь урсулинок…
Графиня не стала говорить о худшем – в дороге ее может подстеречь роковая случайность, а в монастыре, кроме тягот суровой жизни, какая-нибудь таинственная болезнь, которая быстро отправит бедняжку в загробный мир. В эти неспокойные времена подобное случается сплошь и рядом. Клер считала, что ее невестка вполне способна и на такую крайность после того, как поймет, что имеет дело с непокорной и строптивой девушкой, а не с молчаливым и забитым ребенком.
– Нет, нет, такого не может быть, – не поверила Шарлотта.
– Может. Не бойтесь смотреть правде в глаза, ведь есть люди, которые вас любят. Я, например, – и графиня с нежностью обняла хрупкие плечики племянницы и, притянув к себе, ласково поцеловала ее.
Шарлотта подняла на нее глаза, полные слез. Впервые в жизни ей говорили, что ее любят…
– Так значит, вы не хотите просто избавиться от меня?
– Ах, вот вы о чем подумали? Ну надо же, какая глупышка! Я хочу одного – защитить вас, поместив в безопасное место. И всегда буду рядом с вами, не забывайте. А добрее герцогини Орлеанской я не знаю на земле человека. И очень скоро вы согласитесь со мной. Второй такой нет на свете, и я уверена, что в ее доме вам будет хорошо и весело. Уж, во всяком случае, веселее, чем при дворе.
– А разве при дворе не веселятся?
– При дворе устраивают пышные празднества, но там ни на секунду нельзя забываться и нужно постоянно следить за тем, куда ставишь ногу. А с тех пор, как две тигрицы в юбках воюют почти публично из-за сердца короля и делают это чуть ли не в покоях королевы, разрывая ей сердце, потому что королева по-прежнему продолжает любить супруга молчаливой, безнадежной любовью, то вы сами можете догадаться, как там бывает весело. А что касается вас, Шарлотта, то мне кажется, мы договорились, и завтра едем в Пале-Рояль, не так ли?
