– Потому что его отец генерал, шпион и служит Родине, – невозмутимо произнёс Георг, вызывая одновременно удивление у директора и даже у меня. – О работе отца Старцева Ильи говорить не стоит, думаю, мы поняли друг друга?
Директриса вдруг сбросила с себя всю самоуверенность и как-то сразу присмирела.
– Но мальчик… – робко начала она.
– Мальчик больше не будет говорить о своём отце правду, – уверенно произнёс Георг, не глядя на меня. – И вам я советую держать язык за зубами.
Друг отца достал из кармана пиджака какие-то корочки, а директриса чуть не стекла под стол.
– Что ты ей показал? – прыгал я рядом с Георгом, счастливый и отомщённый, как я тогда думал.
– Тебе не стоит это знать, – он вдруг резко остановился и повернулся ко мне. – Когда-нибудь ты поймёшь, что в этой жизни правда, а что ложь. Не всегда нужно говорить правду и никогда не лгать. Поэтому лучше молчи, или твой язык может стоить кому-то жизни.
Я чуть не проглотил свой язык от взгляда, которым Георг в тот момент смотрел на меня. С тех пор я никогда больше не говорил о своём отце ничего лишнего, а если спрашивали, отвечал: «Работает». Тот урок от Георга я запомнил навсегда.
Сейчас я сидел на кухне у мамы, поглощал ещё горячие пирожки с луком и яйцами и слушал её болтовню.
– Соседка с третьего этажа ходила недавно насчёт прибавки к пенсии… – говорила она свои новости, которые для меня ничего не значили.
Я слушал её вполуха, запивая пирожки чаем из поллитровой отцовской кружки с небольшим сколом. Как-то после смерти отца эта вещь перешла ко мне, и мама всегда наливала мне чай именно в неё. Мои мысли бродили вокруг задания Георга, я уже был там, в тайге. Я распределял в уме территорию, которую нужно прочесать, чтобы найти следы дочери Княжина. Спрашивать людей придётся осторожно и выборочно, чтобы не оставлять за собой следов. А для этого нам нужно уйти как можно глубже, ближе к месту трагедии.
– У Матвеевны внук родился… – вздыхает грустно мама. – Илюш, ты меня слушаешь?
– Да, мам, вкусные пирожки, спасибо, – допиваю чай, отодвигаю кружку.
– Ты когда меня внуками порадуешь? – наседает мама. – Сорок лет почти, а всё один, ни семьи, ни детей…
– Минут через тридцать устроит? – демонстративно смотрю на большие часы, что мне подарили в награду. Массивные, с кучей всяких примочек и благодарственной надписью «За доблестный труд».
– Все шутки у тебя, – вздыхает мама. – Как твоя последняя, эта… Фифа!
– Мама, она не фифа, хотя в чём-то ты права, и мы расстались, – говорю я.
– Ну и хорошо, не пара она тебе, – облегчённо вздыхает мама.
– А кто мне пара? – хитро прищуриваюсь, сгребая из тарелки ещё пирожок. Откусываю сразу половину и сытно жмурюсь, как кот.
– Где-то есть и твоя половинка, – печально произносит мама.
– Ага, бродит по тайге, – усмехаюсь, но тут же становлюсь серьёзным. Нельзя даже намекать, куда направляюсь. – Я уеду на пару месяцев.
– Ааа, – встревоженно смотрит на меня мама.
Никогда не спрашивает куда и зачем, вот что значит годы ожидания. Но взгляд её, когда она меня провожает, ещё долго мне будет сниться. И ни слова ведь не скажет, ни упрёка.
– Если получится, буду звонить, – обещаю ей, сгребая со стола морщинистую маленькую ручку, зажимая в своих крепких ладонях.
– Звони, – тихо отвечает мама, а я прощаюсь и ухожу. Не люблю вот эти вот взгляды и вздохи. Мама хоть и молчит, а всем видом выдаёт свою тревогу.
