— Яга, прости, — виновато начал Горыныч, едва я вошла и хмуро оглядела не убранный с ночи стол. — Сам не знаю, что случилось, но вот притянуло что-то…
Я подняла руку, знаком велев ему умолкнуть.
Рубашку на этот раз змей не надел, бинты я вчера сама на нем размотала, поэтому сейчас мне было прекрасно видно, что за прошедшую ночь рана на его боку волшебным образом рассосалась. Ни синяка, ни царапины… даже мазать было уже нечего. Руку, правда, он все еще берег, лубки тоже снять на рискнул, да и ребра наверняка пару-тройку дней еще будут о себе напоминать.
— Яга, я…— снова попытался оправдаться змей.
— Помолчи.
— Но я же…
— Помолчи, кому сказала! И радуйся, что моя магия действует на тебя так ограниченно. Что ты почувствовал, когда проснулся?
У Горыныча на лбу вдруг выступила испарина.
— С-сам не понял. Я даже не помню, когда и зачем к тебе пришел.
— А как ночью со мной разговаривал, помнишь? — испытующе посмотрела на него я.
Он на мгновение задумался.
— Как скатерть доставал — помню. Как ел — тоже помню. А вот потом… потом ничего, — пролепетал он. — Яга, это очень плохо?!
— Пока не знаю. Если видений и бреда не было, то вряд ли это какая-то болезнь. Но надо за тобой понаблюдать повнимательнее.
— Наблюдай, — с невероятным облегчением выдохнул дракон. — Я согласен торчать у тебя на виду столько времени, сколько понадобится. Утром, днем и вечером. И вообще всегда. Кстати, а мы есть сегодня будем?
Я мысленно вздохнула.
— Будем. Но сперва подойди. Мне нужно тебя осмотреть.
Горыныч безропотно поднялся и подставил больной бок, который я осторожно изучила, а потом и ощупала. Змей в ответ на прикосновения то мычал, то сопел, то откровенно напрягался, особенно когда я нажала посильнее в попытке понять, насколько там все хорошо зажило. Однажды он даже дернулся, да так рьяно, что я едва не решила, будто поспешила с выводами. Но почти сразу оборотень подозрительно хрюкнул, заизвивался у меня под руками и наконец в голос взмолился:
— А-а… ы-ы-ы… Яга, ну хватит! Прекрати! Щекотно же!
Вот жук!
Я фыркнула и оставила его в покое.
Не нужна ему больше никакая мазь. Само зажило, как на… драконе.
— Теперь руку покажи!
— Не покажу! — неожиданно уперся Горыныч. — Она еще плохо двигается. Вот, видишь?
Он помахал у меня перед носом уложенным в лубки, подвешенным на тряпице предплечьем, демонстративно попытался скрутить из пальцев фигу, но тут же скривился и пожаловался:
— Бо-ольно.
Я еще немного подумала, однако решила лубки с него до завтра не снимать. Все же перелом был сложный, да в нескольких местах. Поэтому пусть еще немного походит. Но уж завтра он у меня точно не отвертится.
Оставив дракона в покое, я вернулась к столу и, свернув полупустую скатерть, снова ее развернула.
— Пожалуйста.
Самобранка мгновенно преобразилась, блюда, тарелки и котлы моментально наполнились до краев, а у Горыныча уже который раз при виде такого изобилия вырвался восхищенный вздох.
Однако на этот раз я не стала смотреть, как он жадно поглощает пищу, а вместо этого просто развернулась и вышла — у меня и без него хватало дел. Пока Горыныч ел, я успела умыться-причесаться, перекусить орехами и ягодами, которые принесли поутру птицы, накормить Базилевса и даже проведать сушильню, где доходили до нужной кондиции собранные несколько дней назад травы. Затем наведалась к колодцу, набрав ведро свежей воды. А когда развернулась, то чуть не выронила его от неожиданности — на меня в упор смотрел неслышно подкравшийся Горыныч.
