— Что случилось?
— Я случилась, Маша. Наивная и беспечная. Любопытная и болтливая.
— Ничего не понимаю.
— Мы учились в одиннадцатом. Начало апреля. Как сейчас помню, был урок геометрии. Я смотрела на капель за окном, наслаждаясь яркими переливами весеннего солнца в неровных сосульках, а Ян сидел рядом и постоянно бурчал, что я отвлекаюсь. У нас была цель — вместе поступить в этот самый университет. Но для этого, как ты понимаешь, нужны были крепкие знания, а я парила в облаках. Влюблённая в Шахова, счастливая и до жути невнимательная.
— Не ворчи, Яник, я уже всё решила. Вот смотри! — переворачиваю тетрадный лист, где аккуратный чертёж подкреплён решением и развёрнутым ответом.
Ян хмурится, забавно морща нос: эта тема даётся ему с трудом, в отличие от меня.
— Всё равно, не отвлекайся! Следующий урок истории, у тебя доклад, забыла? Повтори пока.
— Точно! — поднимаю указательный палец вверх и чмокаю парня в щеку, убедившись, что учитель геометрии кропотливо проверяет тетради и совершенно не смотрит на нас.
— Даяна! — осекает Ян, а сам расплывается в довольной улыбке.
— Чёрт, Яник! Доклад! Я оставила его дома!
— Дурында, — ворчит Шахов. — Значит, завтра сдашь.
— Какой завтра! Ты что! — внутри разрастается паника. — А то ты не знаешь Кузьмину, оценку снизит и точка.
— Талеева, Шахов! — голос математика так некстати вмешивается в наш разговор. — Все сделали, раз болтаете? Ну давай, Ян, тогда к доске!
— Виталий Олегович, это я виновата, простите, — вскакиваю с места, замечая, что в тетради Шахова вместо верного решения — бессмысленный набор чисел. — Отвлекаю Яна, мешаю… А всё потому, что живот сильно болит. Можно я до медиков добегу?
— Талеева, до конца урока десять минут, потерпи!
Но этого времени мне как раз хватит, чтобы сбегать до дома и вернуться к истории.
— Вот и Ян о том же, Виталий Олегович. А мне плохо. Очень! — откровенно вру, стараясь не замечать, как Ян дёргает меня за край блузки и шепчет «не вздумай».
— Хорошо, только туда и обратно! Поняла? — учитель вздыхает и вновь обращается к тетрадям.
— Да, — срываюсь с места. Знаю, что Яник обязательно заберёт все мои вещи сам.
Наспех накинутая куртка. Шапка в кармане. Шлёпая по проталинам и перепрыгивая через ручейки, несусь домой. Лифт ждать слишком долго, поэтому бегу так. Лишь у дверей вспоминаю, что ключи от квартиры остались в рюкзаке в классе. Настойчиво жму на звонок в надежде на чудо, но папа сегодня на смене, а мама до вечера у своей сестры. Тогда бегу к Шаховым. Вероника Львовна, мама Яна не работает, а запасной ключ на всякий случай висит в прихожей. Вот только дверь в их квартиру по привычке приоткрыта. А Вероника Львовна не одна.
— Моё представление об идеальном отце и нашей крепкой семье разбилось в одночасье. Помню, его крики в попытках всё объяснить, её слёзы и просьбы молчать, а ещё свою нескончаемую дрожь и первую двойку по истории.
— Ты рассказала всем? Да? — Машка смотрит на меня с нескрываемой жалостью.
— Нет, — мотаю головой. — Только Яну.
— А он?
— Сказал, что давно знал об этом, и посоветовал сделать вид, что ничего не произошло.
— А ты?
— Я не смогла, Маш. Сидеть с отцом за одним столом за завтраком, видеть маму, ничего не подозревающую… Это невыносимо было, понимаешь? Я срывалась каждый вечер… А в тот проклятый день, когда очередным воскресным утром, изображая идеальную семью, мы ехали за город, я задала вопрос отцу в лоб, вот только вместо ответа мы улетели в кювет.
