Вперед выступил Митяй и зычным голосом обратился к казакам:
– Братья!
– Московитый мордофиля тебе брат! Тьфу ты, потатуй, – брезгливо сплюнул на Митяя один из казаков.
Атаман, не обращая внимания, продолжил:
– Ныне година иная, а мы заскорузли! Наша служба может принести нам большую выгоду, в кажный юрт, в кажный курень! Москва…
При упоминании Москвы сутолока сызнова задвигалась, зашумела. Митяй, видя, что простым словом не унять, перешел на обвинения.
– А где наш Голова!? Сбег! За ним отправили, а его и след простыл! Чуял, не простим ему такого вероломства. С душком наш Голова, стало быть. Ловкач!
Злая ухмылка скривила лицо атамана. И, полагая, что казаков проняло и вняли его словам, осмелел. Подбавив зычности голосу, прокричал:
– Угомонитесь ужо! Послухайте, какую добрую весть принес нам московитый думский дьяк, а опосля ладьте, но не нахрапом, а с толком! Он к нам прибыл от Владыки Московского с прожектом, – жестом пригласил наперед статного красавца в скромной дорожной чуге, но на богато убранном жеребце.
Казаки побурчали, но вняли, попритихли, сколь не от послушания, а из любопытства, пытливо воззрились на черного бородою московита с орлиным взглядом под густыми короткими нависающими бровями.
– Уважь, дорогой гость! – Митяй стянул трухменку, приложил руку к сердцу, глубоко поклонился. – Инда мне, вольному, пред таким мужем челом бить не зазорно!
Московит оглядел казаков, повел величаво плечами, ловко спрыгнул с коня и, в свою очередь стянув с себя горлатную шапку, низко поклонился на три стороны, чуть дольше нужного задержавшись в поклоне перед Митяем на коне, выпрямился и степенно, плавно заговорил. Голос его зазвучал уверенно и притягательно. Митяй приметил, что женщины среди слушателей с улыбкой переглядывались, им явно пришелся по нраву этот красавец. И действительно, было на что заглядеться: боярин Семенов был высок и статен, с гордой осанкой и проницательным взглядом. Его голос звучал уверенно и властно, но в то же время, когда случай требовал, мог и мягко, но все же убедительно. Он умел подбирать нужные слова и интонации, чтобы донести свою мысль до собеседника. Его речь становилась подобно потоку кристально чистой воды, который орошал иссушённые земли душ людских. Он обладал даром убеждения и мог склонить на свою сторону даже самых непримиримых противников. И Митяй зарделся, будто в этом его личная заслуга.
– А мне, простому слуге Великого князя всея Руси, грех будет, ежели с поклоном, со всем уважением и смирением пред всем казачеством не передам от него искренние, торжественно-клятвенные заверения, что он остается верен договору, чего и ждет в ответ от вольного донского казачества, – и боярин, осенив себя крестным знамением, вновь дюже лихо вскочил на коня.
Бабоньки хором радостно ахнули. А Фрол продолжил:
– Прежде чем вы решите, что деять с лиходеями, – упреждающе поднял руку, – заверяю от государева имени, что не допущу на Круге ни малейшего с нашей стороны вмешательства. Но совет, ежели пожелаете, высказал бы.
– Тя с какой такой прожектой к нам прислали с царева двора? Я энто вот смотрю на тебя, шибко мне твоя ряшка знакома, – прищурившись на солнце, приставив ладонь ко лбу козырьком, задрав голову, на думского дьяка внимательно смотрел пожилой казак.
Из толпы наперед выступило несколько человек, тоже воззрились и наперебой загудели.
– Дык это Удатный! Фрол!
