Янки при дворе короля Артура - страница 13

– Это благодаря мне переменили, говорил он. Очень трудно было с ними сладить, но я изобразил им весь ужас бедствия и напугал их до полусмерти. Тогда я стал уверять их, что твое могущество над солнцем достигнет полной силы только завтра, так что, если хотят сохранить солнце, то должны казнить тебя сегодня, пока твои чары еще недостаточны для полного действия. Конечно, это все была ложь, моя собственная фантазия, но, если бы ты видел, как она на них подействовала! В страхе они считали, что им посылается спасение с небес. В первую минуту я смеялся и торжествовал, что мне удалось так легко обмануть их, но потом я возблагодарил Создателя за то, что Ему угодно было меня, маленькое ничтожное создание, избрать орудием спасения человеческой жизни. Ах, как теперь будет все хорошо! Тебе не нужно совсем уничтожать солнце-не забывай этого, ах, во имя спасения души, не забывай этого! Сделай только временную темноту, немножко затемни солнце, а потом опять верни нам его свет. Этого будет достаточно. Они увидят, конечно, что я говорил неправду, но подумают, что я ничего не знаю, но это ничего. Как только упадет первая тень на солнце, они с ума сойдут от страха, и сейчас же освободят тебя, и ты будешь великим человеком! Иди же к твоему триумфу! Но помни, ах, мой друг, заклинаю тебя, помни мою мольбу, не уничтожай совсем солнца! Во имя моего спасения, будь добрым и верным другом!

Подавленный горем и отчаянием, я с трудом заставил себя произнести несколько слов, чтобы утешить его, что солнце будет пощажено. Его умоляющие глаза, полные любви и страха, проникли в мою душу, и у меня не хватило жестокости сказать ему, что его глупая доброта привела меня к погибели.

Пока солдаты вели меня по двору, тишина была настолько ненарушима, что, если бы я был слеп, я мог бы подумать, что иду по пустыне, а не по месту, наполненному несколькими тысячами народа. Не было заметно никакого движения в этой массе людей, все были неподвижны, как каменные изваяния и так же, как они, бледны.

Ужас выражался на каждом лице.

То же молчание продолжалось, пока меня привязывали к столбу, пока тщательно и томительно долго собирали хворост к моим щиколоткам, к моим коленям, ко всему моему телу. Наступила мертвая, еще большая тишина, если это только было возможно, и человек наклонился к моим ногам с пылающим факелом. Все вытянули шеи, подались вперед и соскальзывали с мест, не замечая этого. Монах поднял руки над моей головой, обратил глаза к голубому ясному небу, начал произносить какие-то слова по-латыни. Оставаясь в том же положении, он вдруг начал запинаться, больше и больше, наконец остановился. Я ждал некоторое время, затем взглянул на него. Он стоял, как окаменелый. Точно от одного общего толчка вся толпа поднялась и обратила взоры к небу. Я последовал общему примеру. Верно, как то, что я существую, мое затмение начиналось. Жизнь снова закипела в моих жилах. Я чувствовал себя обновленным человеком.

Черное пятно медленно надвигалось на солнечный диск, сердце мое билось сильнее и сильнее, и все собрание и монах все также неподвижно и безмолвно смотрели на небо. Я знал, что скоро этот безмолвный взгляд обратится на меня. Он встретит меня готовым. Я принял величественный вид и протянул руку к солнцу. Эффект был поразительный. Можно было видеть содрогание, пробежавшее по толпе подобно волне. Раздалось два восклицания, одно вслед за другим.