Скверно чувствовал я себя в это время. Едва ли я был даже в состоянии вслушиваться в споры о том, какого рода смерти меня предать. Недоразумения происходили из-за чар, находящихся в моей одежде. А одежда была самая обыкновенная, купленная в магазине готового платья за пятнадцать долларов. Однако я настолько еще соображал, чтобы отметить одну чрезвычайно интересную подробность: большая часть словечек и выражений, употребляемых так себе, между прочим, в этом благородном собрании первых дам и джентльменов страны, были таковы, что заставили бы покраснеть любого дикаря. Слово «неприличный», недостаточно для определения смысла таких выражений. Но я читал «Тома Джонсона» и «Родерика Рандома» и другие книги в таком роде, потому знал, что высокорожденные первые дамы и джентльмены в Англии не более ста лет назад еще очень мало изменились в смысле чистоты выражений так же, как и в смысле чистоты поведения и нравов соответствующих выражениям. В сущности говоря, только в нынешнем, девятнадцатом столетии, появились настоящие описания истинных леди и джентльменов Англии да и всей Европы прежнего времени. Предположим, что сэр Вальтер, вместо того, чтобы вкладывать свои разговоры в уста своих героев, заставил бы их говорить собственным языком? Мы услыхали бы от Рахили, Ивангоэ и изящнейшей леди Ровены такие выражения, которые смутили бы любого бродягу нашего времени. Как бы то ни было, для бессознательной неделикатности всякие вещи деликатны. Придворныекороля Артура не сознавали неприличия своих выражений, а я еще успел сохранить присутствие духа настолько, чтобы не указать им на это. Все были так смущены чарами, заключенными в моей одежде, что не могли успокоиться, пока Мерлин не предложил им самого естественного и простого средства для успокоения. Он спросил, почему же до сих пор не догадались снять с меня мою одежду? В одну секунду я был гол, как язык! Рассматривали меня и рассуждали обо мне так равнодушно, как будто я был не что иное, как кочан капусты. Королева Гунивера с наивным интересом изучала мою фигуру и сказала, в конце концов, что ни у кого не видала таких красивых ног, как у меня.
Наконец я был унесен в одно помещение, а моя злосчастная одежда в другое. Меня бросили в темное подземелье, дали мне скудные обьедки вместо обеда, связку сырой соломы вместо постели и бесконечное количество крыс вместо общества.
Я был так утомлен, что даже переживаемый мною страх не помешал мне заснуть очень скоро. Когда я проснулся, мне казалось, что я спал очень долго. «Какой удивительный сон видел я!» мелькнуло у меня в голове. «Кажется, я проснулся во время, чтобы не быть повешенным, утопленным, сожженным или еще что-то в этом роде… Вздремну еще немножко, до свистка, а потом пойду в мастерскую и разделаюсь с Геркулесом».
Но тотчас же я услыхал неприятную музыку заржавленных цепей и тяжелых болтов, в глаза блеснул свет, и мотылек Кларенс стоял передо мной! Я смотрел с изумлением, дыхание мое почти остановилось.
– Как! – вскричал я, вы еще здесь? Уходите вместе с остатками сновидения! Рассыпьтесь!
Но он только смеялся своим легкомысленным смехом и собирался шутить над моим горестным положением.
– Хорошо, – сказал я в раздумье, пусть сон продолжается, я не буду спешить.
– Скажи, пожалуйста, какой сон?
– Какой сон? Разве не сон то, что я при дворе короля Артура-особы, которая никогда не существовала, и то, что я разговариваю с вами, который есть тоже не что иное, как плод воображения.
