– Я должен кое-что разведать. Белый Князь со страхом говорил о Земле Лесов. Упомянул о зле, что ждет там степняков. Чуял, собака, верную смерть. Вот и брехал, – воин на мгновение застыл, прогоняя прочь отголоски памяти, – Я пойду первым. И коль мне суждено сложить голову в Лесах, так моя история погибнет вместе со мной. До этого путь в Княжество Тура закрыт. Ничего не бойся, брат. Жди меня здесь десять дней и десять ночей. Не приду – уноси дары лесные в Степь на радость темнооким женам. Женись. И почитай меня как усопшего. И лей слезы, брат, потому что грудь моя уже не дышит.
***
Крайя наведывалась к Маре часто. С каждым оборотом луны. И обязательно ночью.
Склонялась над землею, под которой покоилась девка, да, не прибрав снег, стояла. Долго, пока студеный мороз не гнал со старого капища. Иль пока лунная дорожка чертила тени от исполинских деревьев, что окружали тихое место.
А как солнце взойдет – уходила знахарка. Чтоб не прознали и не вспомнили о той, которой так спокойно тут.
И ведь у всех-то могилы обычные – земляными насыпями-бугорками, где украшенными камнем, где – так. И только у Мары – земля землею. Не потому, что не хотела для нее Крайя другого: так спокойнее. И руны, что хоронят девку ейную от глаза темного, справятся с наговором вслепую.
Да, нынче только она, Крайя, помнила, где лежит ее Мара.
Приходила, говорила с нею, словно бы с живой, да о дитяти ее сказывала. А уж Яркой старая знахарка гордилась. Оттого и поведывала матке, чтоб и та знала. И вот нынче пришла…
Как пришла – не дошла даже, а ворожбу сразу почуяла… Насторожилась, поведя носом. И остановилась, замерев.
Настоящей ворожбы Крайя давно не видала – ни темной, ни светлой. Да и у кого сил хватит на такое? Улада стара, она таким уж и не балуется. Да и светлой силою та обладала.
Тут же…
Крайя почуяла тьму еще до того, как подошла к капищу. Эманации темной силы рваными кусками стлались по-над землею, скапливаясь сизыми, а где и чернильными клубами. Ползли, выставив щупальца, и пытались ухватить старую знахарку за ногу.
– Пшел! – Старуха поддела ногой клуб тумана, что вился у ее ног, и тот обиженно зашипел, отползая. Да и что он мог? Ничего. Ни навредить, ни напугать – обычная людина и не заметит вовсе. Только что Крайя…
Значит, ворожба творилась накануне. И ворожебник, что принес ее с собою, был силен. А еще – темен. Потому как при светлой ворожбе так не пахнет.
Знахарка повела носом. Сладко, приторно.
Медуница…
Светлая ворожба пахнет свежо. Мятой да росою. Утром ранним. А эта вот – сладостью. Искушением…
Крайя пригляделась. Дорога к капищу выложена следами крупными, подобными на звериные. Да только есть в них то, что отличает звериный след от колдовского. И не просто туманом.
Вот, здесь.
Пригнувшись к самой земле, знахарка вгляделась в четкий след. Округлый, отпечатанный плохо. Пожалуй, рысь?
Верно, она. Да только…
Внутри ореола лапы Крайя четко различила не четыре – пять пальцевых впадин, на одну больше положенного. И пятая – длинная, идущая сбоку от остальных: мизинец с руки ворожебника, что не уместился в лапе звериной…
Дивно.
Давно Крайя не слыхала, чтоб ворожебник в перевертыша мог перекидываться. Силы это тянуло немеренно. И еще больше потуг уходило уже после, когда лиходей людиной обращался. Говорили, на такое могла уйти целая седмица…
Но все то – домыслы, пересуды пустые. Потому как кому доводилось видать настоящего перевертыша? Видно, немногим. А тогда что привело его сюда, в Светломесто? И не он ли подрал Анку?
