Но был готов.
Тяжелый мост со скрипом опустился, и усталый путник, едва волоча ноги, прошел внутрь цитадели. К нему сбежались слуги и чернь, предлагая еду и отдых, но он отмахнулся:
– Воеводу мне надобно видеть…
А потом покачнулся, выронив из руки берестяную грамоту.
В дремотном полусне, что пленил Слугу, тот видел разное. Былое – оно казалось светлым, ненастоящим. И таким желанным, что мужчина отказывался выныривать на свет божий. Выплевывал отвары, что вливали ему девичьи руки прямо в рот да отказывался жевать травы, заваренные на меду.
Смеялся.
Глупые. Думают, вытянуть его можно настоями да травами. И не понимают, что те не справятся с силой темной.
Слуга приготовился умереть. Позволить тому, что свернулось клубком в берестяной грамоте взять верх не только над замком с его домочадцами, но и над ним самим. А то, что Струпный Мор принялся, Слуга видел. И что с того, что пока люди дышат все также – темное зерно уж проросло что в душе, что в теле. И спустя всего седмицу замок полыхнет. С воеводы, конечно, – он первым читал послание, выхватив то из уставших рук Путяты.
Да только…
Глаза открылись с болью, с неохотой, и приглушенный свет огня отозвался в них новой резью.
Нет, он должен завершить начатое. Потому как, если план Колдуньи удастся, противостоять ей не сможет никто. И Слуга встал с сенника, тяжко опираясь на дубовое дерево, да приказал кобылу запрячь.
А спустя пять оборотов годин – во времени он уверен не был – принес Колдунье благую весть.
***
Чародейка нежилась на постели.
Теплые лучи пробирались под тяжелое меховое покрывало, лаская кожу. Согревали вечно зябнущие пальцы, и снова выныривали на поверхность.
– Госпожа…
Она перекатилась с одного бока на другой и снова уткнулась лицом в перину.
– Госпожа?
Тот, что кликал, нервно переминался с ноги на ногу. Боялся? Пожалуй. Только ведь сама приказала.
– Госпожа!
Голос говорившего дрогнул, а затем и вовсе стих, потому как она обратила на него внимание. Скользнула вроде бы невидящим взглядом и снова закрыла глаза. Не увидела? Нет, на это Путята рассчитывать не станет.
Наконец, Колдунье надоело нежиться. Она легко опустила босые ноги на шкуры и потянулась. Лениво, томно.
А затем в одно мгновение перескочила расстояние, разделявшее ее с говорившим. Взгляд стал звериным, жадным. И чутье не подвело…
– Кровь.
– Поранился на рассвете, во время…
Он не успел договорить, когда обманчиво нежные губы прикоснулись к шее. Пропорхали сотней бабочек по дрожащей жиле – и вонзились острой иглой.
Она пила жадно, глоток за глотком. А затем, когда в глазах Путяты потемнело, устало приказала:
– Говори.
– Твоя воля исполнена. Берестяные грамоты переданы в замки, и сами воеводы читали их…
Ему не дали договорить.
Зачем? Главное прозвучало.
Глава 4.
Повозка мерно раскачивалась, подпрыгивая на засыпанных снегом кочках. Скоро проселочная дорога кончится, и начнется Пыльный Тракт. Там будет ехать легче.
Яра умышленно долго глядела вдаль, стараясь быть отчужденной. Да и что сказать Святу? Что она не знает своей семьи? Что понимает только одно – жить нахлебницей? Медом такую жизнь не назовешь. А ведь Ярослава даже не знала мать. Не то, что отца.
Она силилась представить его себе, но гнев за поломанную судьбу Мары не рисовал в мыслях ничего путного, и Яра сдавалась.
Нет, Святу незачем все это.
– Кончился воск? – Верный друг в который раз пытался наладить разговор, но тот упорно сходил на нет. Он перегнулся, и, схватив шкуру убитого прошлой зимой медведя, укрыл ею ноги знахарки. – Яра, ну что ты?
