Ясень - страница 2



2002

Приманная муза

Укроюсь в утешающей природе,
Усну, листвяной прелестью дыша…
Меня разбудит Муза и проводит –
Куда незнамо, и замрёт душа.
Что будет дале – встреча иль прощанье?
Всему на свете выучен пиит,
Но Музы мимолётной предвещанье
Ни тайны, ни разгадки не таит.
Ей мил пиит, затвор его талана[1],
Ей по сердцу на стогнах[2] лити́я[3],
А тонь ея извечного примана –
Не тоньше, не извечней бытия.
2002–2018

Осень, сад

Стихом любви зрачки позолотив,
Я искушаюсь золотом осенним:
Медлительный, чарующий мотив
Меж смертью и грядущим воскресеньем…
Ужели звук прощальный, золотой,
Торжественно лиясь, словно поэма,
Сияет мирозданной полнотой
Прародины – заветного Эдема?
Ужель оттуда, где взамен времён
Резвится младокудрая свобода,
Шлёт вечный лист багрянородный клён?..
В прапамяти сохранна праприрода.
В ней стебли-корни, листья-лепестки
Всевластвуют над гнилостным забвеньем.
А мой морозник, что мои виски
Спасает райски-тёплым омовеньем?
Моя герань, оцветшая окно?
Мой подорожник вдоль родных дорожек?
О, тайны приземлившиеся!..
Но
В них чуден свет эдемовых тотошек…
И ты, мой клён, вратарь осенних врат,
Тож вынянчен в священной горней пуще!
Порыв бессмертья золотом объят –
Всевящим, Всемогущим, Вездесущим…
2000

Моя бедность

Всего, что мать дала, мне было мало:
Наперекор годам, календарю
Я каждый день сама себя рождала,
Я столько лет самой себя дарю!..
Мать думала: мне пять – мне было восемь
(Ну как ей догадаться, что не пять?),
Когда, игрушки глупенькие бросив,
Себя я стала нищею считать.
Как было всем понять, что окружало
Меня – непостижимое для них?
Я столько в слове устном открывала,
Как ни в одной из вычитанных книг!
Мне так ступенек в доме не хватало,
Чтобы пройти их все, шагая вмах…
Картин кладби́щ печальных было мало
В старинных покосившихся крестах…
Иным казался лоб мой семи пядей
И очень броским разворот бровей,
А я бродила рядом, в Небо глядя,
И думала о бедности своей.
1966

«С серебряной ложки поила цветы…»

С серебряной ложки поила цветы
Обильнее ливней –
И пряно шептались лазурные рты
Гераней и лилий.
Откуда мне ведом цветочный язык?
Оттуда, где голос
Единого мира однажды возник,
Как жертвенный колос.
Легки и громоздки его жемчуга,
Сияют шелкóво!
Чья суть ещё столь превелико нага?
Жемчужного слова.
С того-то с серебряной ложки пою
Цветы и тетради
И голосом колоса тихо пою
Молчания ради.
1994

Первые строки

Мне столько нынче счастья, сколько лет
Чернилам, убаюканным в тетради,
Их синий ненаглядный первоцвет
Ещё хранят младенческие пряди
Наивных строк о плёсах и талах,
О небесах, стрекозах и купавах –
В позднейших идиллических томах
Они парят, что Ангелы во Славах.
Досель их охранительная дель
В судьбе моей пуховей дуновенья
Любви и тоньше времени…
Ужель
Неведенье роднее вдохновенья?
2003

Виноград

>Диптих

I

Виноград мешает дикий
Разглядеть крыльцо,
Невеликий иль великий,
Отвори лицо!
Чей ты в этом белом доме,
Расскажи слезой.
Вишь, топчусь на чернозёме
Рядышком с лозой?
Стерегу ступенек стаю,
Белую резьбу,
Потихонечку врастаю
В землю и судьбу.

II

И печали, и отрады
Отоснились навсегда,
На терпенье винограда
Льёт крещальная вода.
И отрадам, и печалям
Поклонюся до земли:
Колыбелюшку качали,
К винограднику вели.
Млею, сборщица босая,
В виноградной кисее,
Что, на вечность не дерзая,
Завершится и сие…
1980–2000

Плачущие

Не мёртвые восхвалят Господа…

Пс. 113
…И стали бесплодны и нáги кормилицы-лозы
Господних угодий, сошли наши дóмы в обозы…
Восплачем же в скудях измученного винограда: