Ясное солнце Алтая. Повесть - страница 3

Верхний склад – несколько малых бригад состоявших из трёх человек и трактора, столовая в маленьком балке и десятница, что принимала стрелёваный лес. Верхние болота в кедрачах, потревоженные гусеницами тракторов, вылезали на поверхность голубой глиной. Трактора вязли на волоках, ТТ-4 постоянно терял гусеницу, Т-100 были крепше, но и им приходилось менять волока ежедневно. Штабеля росли медленно. Все ждали зиму.

Пришла зима. Первая зима заставила понять многое. Научила многому, остудила романтический пыл, добавило расчётливости не только в работе, но и в обыденной жизни. Что только не случалось за эту зиму. Субботники в ноябре на нижнем складе для сбора денег на ремонт клуба, где все здорово сдружились, и местные, и приезжие. Приезд азербайджанцев и малдаван в самом конце осени перед зимней страдой. Бригада хохлов, в которой работал и мой друг в последующем, Михайлов Петро Владимирович. Работы в мороз и уже весеннюю оттепель. Вывозка леса с зимних площадок «наверху» по ночам, так как зимник вдруг стал резко «падать». В эту зиму я переворачивался на МАЗе, попадал под удар лесиной по МАЗовской кабине, ссорился и мирился с рабочими. Выпивал с друзьями молодыми мастерами, молодыми учителями и местным физруком, играли по полночи в карты. Заработал здоровую ссадину на лбу, когда возвращался домой по тёмной улице.

То, что свет выключали по осени в одиннадцать часов вечера не было для меня чем-то особенным. В нашей Енисейской глубинке было именно так, дизеля заводили только на то, чтоб пропустить молоко на молоканке. Здесь дизеля заводили, чтоб люди смогли приготовить ужин, посмотреть телевизор и улечься спать. Мы играли в карты с керосиновой лампой, но в один день я решил попасть домой пораньше. Вышел от Кольки Чапаева и наших молодых учителей со светом и пошёл по хлябающему тротуару в свою сторону. Поздняя осень и грязь на дороге, возможность перепрыгивать, по всё еще сохраняемым дощатым тротуарам. Я торопился. Вдруг полная темень. Движок заглушили минут за десять до положенного часа. Тот кто видел октябрьские ночи, тот поймёт. Хоть глаз коли. Через несколько шагов оступился с тротуара и влетел лбом в единственную коновязь возле дома старика Горенкова. Искры посыпались с глаз.

– Ну ты с кем вчера подрался, Петрович? – смеялись рабочие.

– С коновязью по темноте, – отшучивался я. Наверное, так и не поверили, потому что на ближайших танцах приехавшие пацаны с Чуйки наказали бийкинским.

– Нашего мастера не трогать! Голову оторвём! – как ни странно, пацанов с маленького посёлка уважали и побаивались за их сплочённость. Чуйка была населена в основном русскими, потомками кержаков.

Маленькая Чуйка, спрятавшаяся на пологих склонах с лугами вдоль речки, открыласьь мне крытми дворами и почерневшими избами. Рядом с конторкой лесопункта и магазином располагалось несколько двухквартирных бараков, характерных для леспромхозов. Но остальные избы были именно избами. Зайдя в гости к своему техноруку Мишке Паршукову, я отчётливо ощутил знакомый запах, который описать невозможно, как невозможно и забыть.

– Мишка, вы кержаки?

– Да нет, – протянул он обескураженно.

– Да чо там. Что я не чую что ли.

Еще больше это впечатление укрепилось от посещения двора начальника лесопункта Георгия Ивановича Худякова. У того все было налажено именно так, как я и привык видеть дома. Да и сама деревня показывала, что здесь люди селились всегда. Были и покосы, и даже заброшенная пашня, часть из которой, та что ближе к посёлку, отвели под лесной питомник.