По окончании зимы я женился. Свадьба прошла в марте, и я окончательно осел в Бийке, а затем был переведён из Чуйки в «химдым» – Химлесопункт старшим мастером по добыче кедровой живицы. Правда, перевод мой прошёл при весьма исключительных обстоятельствах. Можно сказать экстремальных, но как я счас понимаю, больше комических. С наступлением весны нас перебазировали в Булгарыч на летние деляны. Отъездив в апреле по ночам свои дежурства на вывозке, отработав несколько авралов на нижнем складе в бригаде азербайджанцев, я перебазировался. Технорук показал мне деляну, уехал. Я остался ждать трактора, которые шли своим ходом. Пошли мы с Пашкой Зверевым, моим первым учителям, смотреть визиры. Только поднялись на горочку, вспугнули пару рябчиков, дальше пошли, еще рябчики.
– Много здесь дичи, даже ток глухариный где тут есть.
– Давай соку березового попьём.
– Давай, – Пашка завёл пилу и резанул по большой берёзе. Сок хлынул ручьём, только кружкуподставляй.
Назавтра я снарядил свою двустволочку вертикальную. Пока трактора располагались и устраивались на стоянку на погрузочной площадке, я пошёл в деляну искать рябков вчерашних. Несколько выстрелов и пара тушек в рюкзак. Надо к обеду спуститься, да распорядится по работе.
– Все приехали? – спросил у работяг.
– Все. А тут еще и Пиряев приезжал, – ошарашили меня трактористы. Пиряев – главный инженер лесокомбината, который делал попытки опираться на молодые кадры, но так и не сумев это сделать, начинал в то время закручивать гайки. На следующей планёрке я был понижен в должности и отправлен на нижний склад сучкорубом за нарушение трудовой дисциплины.
Отработал по самой весенней грязи и дождался уже сухого лета в июле. Клык успокоился и бежал серебрянными струями. Пихтовые баланы приходили малыми партиями и пахли пьяно. Мы работали неспешно. Выждав свои положенные одиннадцать месяцев для первого отпуска, я пошёл к директору. Зозин понимал, что наказывать молодого специалиста никто не имел права. То, что я вытерпел работу, возможно, вызывало уважение. Я настраивался на жёсткий разговор. Либо лесничество, либо я уезжаю с семьёй отсюда. Конечно, уезжать я не собирался. Весеннее солнышко радовало и семейная жизнь только шла в гору. Но ультиматум собирался выставлять. Директор понимал это и сразу предложил после отпуска переходить старшим мастером к вздымщикам, в пару к опальному постоянно Савчуку Петру Тимофеевичу, бывшему лесничему и человеку для начальства неудобному.
Вот так я и остался жить в этом кедровом краю, в этой долине зажатой между двумя горными хребтами, на слиянии двух золотоносных речек. Были дни весенние, когда уже в марте при морозе ниже двадцати с солнечной стороны крыши вытягивались сверкающие сосульки аж до земли. При выезде на большую землю горных жителей сразу узнают по их весеннему загару, как вроде они уже с черноморского побережья приехали. Солнце в горах сильное, особенно если оно усиливается отражением от девственной белизны снегов. Были и летние тёплые яркие дни, тёплые ночи, когда можно было сидеть в одних трусах на крыльце и безмятежно курить прихлёбывая чай. Покосы, когда своя сила радует, и радует труд, который материализуется в копнах и душистых стогах. Были осенние затяжные дожди с ожиданием снега и мороза, так как надоедает темень и слякоть. когда вдруг просыпаешься утром от белого света в окне и сердце замирает. Снег, пороша. Ожидание охотничьего сезона, ожидание зимнего периода заготовок леса.
