Действие третье.
Дама она лучистая, с Ниной Беряевой сидящая расслабленно, взор Анны Малеевой на стене – на термометре в виде груши.
Анна. А термометр, смотрю, по-прежнему на месте.
Нина. Долгожитель. При всех жильцах, наверное, был.
Анна. До меня не был. Я его купила и повесила.
Нина. А почему с собой не увезли?
Анна. Хозяйка попросила оставить. Обстановка, сказала, без него потеряет.
Нина. Если он ваш, она не может ничего говорить. Я бы его увезла. С чего мне ее просьбы выполнять?
Анна. Она нас не трогала. Не разрушала неожиданными инспекциями наш покой. За четыре года, что мы здесь прожили, цену лишь однажды подняла. Помню, боролась с собой, тоном разговаривала смущенным, такие сейчас почти перевелись.
Нина. Ваша нынешняя пожестче?
Анна. Мужчина у нас теперь. Не добрый, но и не злой. Бурчит, а мы смеемся. Смешная у него присказка есть. И на трубе, говорит, не наигрался, и жар-птицу валенком не сбил… терпимый дядька. Но с Тамарой Васильевной у нас, конечно, как-то нежнее было. Не появись у нас возможность переехать в двухкомнатную, отсюда бы мы не уехали.
Нина. А больше зарабатывать кто, вы или ваш муж, стали?
Анна. Я.
Нина. Муж, выходит, у вас ни то, ни сё…
Анна. Да прекрасный у меня муж. С чего вы о нем столь нелицеприятно?
Нина. Я без конкретики – я вообще. У вас муж, у меня муж… мой до недавнего времени клей варил.
Анна. Весьма любопытно. Эй, Паша! Ну что там у тебя? Не нашел?
Павел. (из коридора) Уже отыскал.
Анна. Ну здесь изучай. Побудь с нами, чего в коридоре торчать.
Павел. Приду, не волнуйся.
Анна. Никогда сразу не послушается. Блюдет свое мужское достоинство, послаблений себе не дает.
Нина. А бумаги, за которыми вы сюда явились, они к чему относятся? К документам?
Анна. Ну кто же, съезжая, документы бросает. Литературные записи там у него. На их основе он книгу сделать хочет.
Нина. А что же он их, когда уезжали, не забрал? Из головы вылетело?
Анна. В коридорный шкаф он их засунул, не думая к ним возвращаться. Он же не писатель – его наброски от избытка свободного времени были. Наблюдения, что за день произошло. Лист бумаги на стол и вечерами частично исписывал. Вечерами, если не пить, в гостинице чем заняться?
Нина. Если жене не изменять, что нечем.
Анна. Фактов мне не добыть. Не имея фактов, обвинять некультурно. (мужу) Эй, ты, дорогой, ты мне скажи, в Ольховатке ты вечерами не бедокурил?
Павел. (из коридора) Я записи вел.
Анна. (Нине). Видите. Литературному труду он вечера отдавал. Может, вы считаете, что этим он лишь измену прикрыть пытается? Какие девочки, мне не до них, я в номер войду и пишу… а потом записи в шкаф и не вспоминал о них ни хрена.
Нина. А вы в них заглядывали?
Анна. Нет.
Нина. А вы убеждены, что он… где он был?
Анна. В Ольховатке.
Нина. Что в Ольховатке он действительно что-то писал?
Анна. Не вернись он за записями, я бы задним числом его заподозрила. Будучи осененной вами. Но раз записи ему понадобились, подозрения с него сняты. Эй, дорогой!
Павел. (из коридора) Я слушаю.
Нина. Веру в тебя стремительно я теряла!
Павел. Себе на беду вы, женщины, глупым мыслям чрезвычайно подвержены.
Анна. Он о нас строго, но увы, весьма правильно. От домашних дел отвлекаем мы вас не слишком? Время после работы летит незаметно и не успеешь опомниться, как спать пора. Сегодня я до семи, а случается, до девяти засиживаюсь. Когда по дому что-нибудь делать?
Нина. Я поесть приготовлю и на том все. Вслед за поеданием у меня отдых.
