Устинов. С твоими навыками для тебя не вопрос. А женщина, что у него появилась, она чем ужасная?
Гурышев. Конфликтную ситуацию она самим своим появлением спровоцировала.
Устинов. Потеряв жену, без женщины ему…
Гурышев. Пять лет ничего, держался!
Устинов. Вам она, разумеется, ни к чему, но ему-то она нужна. Без женского тепла и старику мерзко на свете жить. Прописная истина, но куда денешься. Интеллектуально она с ним наравне?
Гурышев. Он в магазине разливного пива с ней познакомился.
Буйняковский. И он бухает, и она уважает! Различия в умственном уровне тогда побоку.
Гурышев. Мой отец и пиво-то пьет не слишком. А она в магазине от ливня скрывалась. Могла соврать, но должен признаться, что на пьющую она не похожа. Наружность у нее весьма благообразная. Отец вокруг нее прыгает, а она в кресло усядется и, потупившись, знаки внимания принимает. Внучка к нему зашла, а он разозленно за дверь девочку выпроводил!
Устинов. А она постучалась?
Гурышев. А чего ей, заходя к деду, стучать?
Устинов. У него женщина.
Гурышев. В этом все дело и обстоит… зачем она в его комнате по полдня проводит? Она его моложе лет на пятнадцать, но из всех мужчин старик ей интересен?
Буйняковский. Видится мне, в некоторой меркантильности она у тебя под подозрением.
Гурышев. Отец мне сказал, что она живет у подруги.
Буйняковский. Волнуешься, что к вам переедет?
Гурышев. Мне не сегодняшний день, меня дальнейшее… когда отец нас оставит. Не к подруге же ей снова перебираться.
Устинов. А у отца ваша квартира в полной собственности?
Гурышев. В абсолютной. Кому захочет, тому и отпишет.
Устинов. Ты в голову не бери. Тебя с женой и ребенком он на улицу не отправит.
Гурышев. А ее? Она осветит собой его последние годы, а он умрет и ей выметайся? Этого даже я ей не пожелаю. Чучела идут…
Устинов. К нам.
Гурышев. Надеялись на покупателей, но небесные покровители воронежских живописцев вот кого нам прислали…
Двое драных замызганных молодых людей с девушкой, что чуть почище.
Чачин. Слушайте, дядьки, на закуску нам не подбросите?
Гурышев. А почему не на бутылку?
Чачин. Бутылка у нас есть. Мы из Калача автостопом.
Дусилин. В Москву на попутных гоним. Девушка с нами. У вас ее встретили.
Клымова. Я к ним ненадолго прибилась. Немножко, может, проеду, но не до Москвы. Еще чуть-чуть с парнями покручу, а потом им скажу, и они от меня отвянут.
Гурышев. (Буйняковскому) Какая calos.
Буйняковский. Что?
Клымова. Какая я?
Гурышев. Calos по-гречески – прекрасная. Живопись вы, девушка, любите?
Клымова. Слегка рисую.
Гурышев. Я о настоящей живописи.
Клымова. О вашей что ли?
Устинов. По заслугам и почет.
Гурышев. Мы гамадрилы у пюпитра, макаки с тюбиками, на нас отблеск чего-то истинного не лежит. Поменять профессию нам говорили, но помощь опоздала. Чересчур нас уже затянуло. За нас наше желание творить, а против столько всего, что силы слишком неравны. В битве нас подчистую. Щуплая команда псевдо-творцов разбита до состояния молекулярности. Здорово я нас пнул?
Дусилин. В вашем Воронеже меня, спящего, так пнули…
Чачин. Попали бы по роже, посинела бы она у тебя.
Гусилин. Меня по спине. Я клубочком и рожа у меня прикрыта была. Свет над столом посередине партии выключили!
Чачин. Мы только за час заплатили.
Дусилин. В хороших бильярдных партию дают доиграть! Видят же, что мы бедные, ну и дайте доиграть, чего вам… за час, гниды, содрали – в Калаче и то более по-божески.
