Прекрасно знакомая с этой чертой, послушно ныряю в гостиную, отгорождаясь дверью, но прижимаюсь к ней ухом и щекой так, чтобы не пропустить ни слова. Мальчики большие, сами как-нибудь разберутся. Лезть не хочу. А вот послушать святое дело
Несколько секунд царит тишина. Потом слабый шлепок, как если бы кто-то приложился спиной об препятствие.
— Это. Моя. Сестра.
Ух, понеслось.
— Да расслабься, братан. Вот ты вообще не так всё понял!
Смешно, но это действительно так.
— Так же как с Леськой?
Та-а-ак. Что за Леся?
— Эй, вот эту шмару давай не будем приплетать. Мы вроде давно всё по ней выяснили.
О, как.
— А на этот раз что? Моя сестра тоже сама на тебя полезла?
— Так, умерь гонор, окей? Не распыляйся.
— А тебя чтоб я близко больше не видел с Тамарой. Сорвался он вчера прогуляться! Теперь понятно, для чего.
Ой, Даня. Ерунду говоришь.
— Понятно, — слышу я спокойный голос Демьяна. — Сейчас бессмысленно разговаривать. Закончим, когда остынешь. Курицу не перевари. Больной ребёнок супа хочет, — снова наступает тишина, следом хлопок. Ушёл. Кто-то явно не любитель оправдываться.
Стою, не шелохнувшись. "Больной ребёнок" царапает не хуже, чем вчерашняя "малолетка". Даже больнее. Да. Для него я ребёнок. Ни разу не девушка. Хоть в трусах перед ним прыгай, хоть голышом. Обидно.
С ватной головой и лёгким ознобом натягиваю на себя шорты и выхожу к брату, ковыряющемуся у разделочной доски среди нарезанной тонкой соломкой морковки и лука. Даня слышит меня, но не оборачивается.
— Тебе следует перед ним извиниться, — прохожу на кухню, застывая позади.
— В самом деле?
— Ты правда всё не так понял. Я сама к нему выперлась в таком виде. Он лишь помог довезти продукты.
— Ну да. Оно и видно.
— Брось. Ты сам слышал, я для него ребёнок.
На меня хмуро оборачиваются.
— А ты бы хотела, чтоб было иначе?
— Ну... — теряюсь. Заметно теряюсь.
С одной стороны, такое равнодушие действительно уязвляет. С другой... у меня ведь нет видов на Игнатенко. Его типаж в принципе мне не импонирует. Да, красавчик, но красавчик закрытый, холодный и не понимающий шуток. А его интонации? Сразу папу вспоминаю с командорскими замашками, рядом с которым чувствуешь себя вечно виноватой.
Однако мою заминку брат воспринимает по-своему.
— Том, держись от него подальше.
— Почему? Потому что он твой друг?
— Потому что ты его не знаешь. Он... не такой, как ты думаешь. С ним... небезопасно.
Оу.
— Пролёт, Радов. Если хотел напугать, затея провалилась. Только интриги нагнал.
— Какая к чёрту интрига? — психует тот. — Прямым текстом говорю: он не для тебя. Он из другого мира, в который тебе соваться не стоит.
Ну... Я, конечно, догадываюсь, что чувак, разъезжающий на Гелике добряшкой-миссионером, живущим во благо процветания нашего общества вряд ли окажется, однако совсем уж нагнали на его персону таинственности. Прям какого-то мафиози делают, честное слово.
— А тебе можно? — резонно замечаю я. — Вы же типа кореша. Когда спелись правда непонятно, ведь я про него узнала-то только вчера. Как вы познакомились? И что за Леся?
Моя осведомлённость Дане не нравится.
— Подслушиваем, да?
— А то не знаешь, что я это делаю лет с тринадцати. Так что за девица?
— Неважно.
Ага. Кто-то стыдливо глазки прячет. Есть от чего краснеть?
— Это ласковое: не суй морду не в своё дело?
— Это вежливое: не задавай лишних вопросов.
— Прекрасно. Тебе очень повезло, что я сейчас не ахти соображаю. Так что живи. Пока что. Но допрос не окончен. Помни про это.
