Yellow box. Сборник рассказов № 20 - страница 5



– Садитесь, пожалуйста, – и расправляет плечи, чтобы казаться выше.

Я с удовольствием присаживаюсь на дальний край кушетки, чтобы не пугать её.

Она пару раз тихо хмыкает горлом, будто готовится зачитать прогноз погоды:

– Как вы себя чувствуете? Хм…

Мы оба отлично знаем, что мне нужно отвечать. Жаловаться можно только на самочувствие. И то, в нейтральных тонах. Так… Мелочь какая-нибудь… Не выспался, например. Один чудик выложил терапевту всю правду-матку о ночных кошмарах, а тот и выписал ему галопередол* на 2 дня…

Наблюдая, как Ирина красиво делает наклон ручки, строча в моей медкнижке, пытаюсь затянуть визит:

– Да, знаете, доктор, как-то задержался я тут, что ли?

Девушка, не меняя позы, взмахивает ресницами снизу вверх, словно вилами распоров мне живот, застряв остриями где-то под кадыком. Горло сдавило так, что невозможно вдохнуть и судорога между лопаток мощно потянула шею, запрокидывая голову назад. Падая на спину, я пробиваю головой стену и битый кирпич с сухим пыльным стуком высыпается мне на лицо, забивая пылью штукатурки глаза и разбивая губы.

– … Вы меня слышите?

Я больно сглатываю и фальшиво медленно зеваю, прикрывая рот, что бы она не заметила моего приступа. Испугается. Уже второй раз невольно скосила прелестные глазки на кнопку вызова, контролируя расстояние до неё.

– Как вы себя чувствуете?

Голос мой на удивление быстро восстановился после спазма и почти не хрипит:

– Хорошо…

Она секунду думает и опять пишет.

…Из хлебного мякиша я слепил ей неделю назад толстого кота размером со спичечный коробок. Кот потешно сидит, растопырив лапы. Пузо круглое, рожа нахальная, довольная, лапы в боки. Вместо глаз – головки спичек. Теперь кот сидит на ирином подоконнике на небольшой круглой салфеточке. Под мышкой у кота завядающая ромашка, сунутая Ириной, видимо, пару дней назад.

– Лекарства принимаете регулярно?, – девушка смотрит так внимательно и немножко тревожно, что я невольно улыбаюсь и поспешно ёрзаю, шаркая тапочками:

– Да-да, конечно…

– Аминозин?

– Угу… И сульфазин тоже…

Она недоверчиво щурится, выдержав паузу и опять пишет, а я перевожу дух. Завиток на виске Ирины нежно щекочет маленькое ушко с дырочкой без серёжки. А по шее с еле заметным серебряным пушком вниз под накрахмаленный воротничок халатика убегают мурашки. Прохладно в кабинете. Беззвучно втягиваю запах красавицы… Под халатиком розовый тонкий свитерок. Прелесть, как хороша!

Наконец закончила писать, положила начинающую дымиться авторучку на стол перед собой. Скрестила руки в локотках, осматривает меня:

– Есть какие-нибудь жалобы? Пожелания? Как вы спали?

Я вижу как авторучка медленно желтеет, покрываясь испариной, теряет форму и, слабо вспыхнув голубым мерцанием, начинает медленно стекать по столу, подползая горящей лоснящейся пластмассой к локтю Ирины.

– Вы меня слышите?

Белоснежный рукав желтеет и, мягко почернев, вспыхивает алой сеткой, словно изнутри сигару приставили.

– Эй! Вы меня слышите?..

Расширяясь, пятно поползло вверх, защёлкало, разгораясь, и, с томным невесомым «пах!», занялось слабым желтеющим огоньком до самого плечика девушки.

Я совершенно отчётливо вижу, как не в силах сдержаться, я легко несколько раз стряхиваю ладонью пламя с её рукава, молниеносно склонившись над столом.

Ирина, звонко ахнув, бьёт ладошкой по кнопке и отъезжает на стульчике спиной к окну, закрывая голову руками, а я понимаю, что зря я это сделал, и сажусь на место, слушая, как по коридору бегут санитары. Зная, что они будут валить на пол, ложусь на кушетку, кладу открытые ладони на живот. Дверь открывается. Шум, гам. Один держит ноги, другой выворачивает зачем-то руку, прижимая мою голову к кушетке и я вижу, как мой хлебный кот испуганно выглядывает из-под шкафа, выжидая момент, что бы достать лапой обронённую в спешке на полу ромашку…