И излучая свет незримый,
На миг какой-то, вдруг, застыть.
Так может только лишь ракита,
К водице ветви наклонив,
Дремать под дуновенье ветра,
В тиши дыханье затаив.
И осторожно встав, чтоб только
Вдруг не встревожить этот сон,
Шаман к тордоху торопливо
Пошел. Вот на тропинке он.
Подъем не так порою страшен,
Как все болезни и беда:
Не отвести беду рукою,
Поднять больного не всегда
И даже духам удается.
Но нынче будет он просить,
Чтобы смогли они Даайыс
От всех болезней защитить!
Так думал он. Зашел в жилище,
Мешок потертый свой достал,
В него сложил настои, травы,
Обратно к берегу сбежал.
Спеша, он разбудил Аану
И в лодку быстро усадил,
Мешок под голову положил.
«Поспи, дитя», – сказал. Отплыл.
А тут и ветер разгулялся,
В лицо порывом задувал
И лодку придержать старался,
Грести как будто не давал.
Река, и та уж пробудилась,
Девицею шальной вилась,
В утесы льды она швыряла,
Как оглашенная неслась.
Порой она волчком крутилась,
И в берегах своих она
Все клокотала. И казалось,
Как будто бы шаманка та
Безумный танец танцевала,
Волною билась о борта.
Перевернуть она пыталась
Челнок тот с пеною у рта.
Вот руки старика ослабли,
С рекой бороться нет уж сил…
«Но как же девочка доплыла?» —
Шамана кто-то вдруг спросил.
Старик вздохнул совсем невольно,
И отвечал он в пустоту:
«Ох, мне бы только ее силу,
Большого сердца доброту.
Но только годы улетели,
Как птицы, и уже вдали,
И руки: нет, не те под старость,
Из них все силы-то ушли.
С тобой бороться тяжело мне,
Под силу ль это старику.
Но нужно плыть, ведь ждет больная
Нас с ней на правом берегу».
И лодку словно подтолкнуло,
Шаман тут весла подхватил,
Грести он стал сильней, проворней,
Хотя и не было ведь сил.
До берега добрался быстро,
Скорей Аану разбудил,
Пугливо обернулся к речке:
«Так с ней я, что ли, говорил?!»
