– д-да… – у игрока потекли слезы. Он немного опустил голову и стал прикидывать в голове, что из этого всего менее больно и менее ценно. Прошла минута ожидания ответа игрока.
– Если в течение трёх минут ты не сможешь определиться с выбором, – сказал Комаринский.– то придётся голосовать зрителям. А ты знаешь, как люди кровожадны и беспощадны. Особенно когда не надо нести ответственность. Они проголосуют за то, что визуально более зрелищно и кровопролитно. – он обернулся сияющим лицом к зрителям. – верно ведь, друзья мои?!
На его вопрос послышалось ужасающе много радостных возгласов, криков веселья и поддержки. У меня прошли мурашки по спине.
– у тебя две минуты! – прокричал тучный Комаринский, входя в азарт и чувствуя зрительскую симпатию и поддержку.
– хорошо! – тут же прокричал игрок, который не хотел, чтобы зрители решали его участь за него.– я выбрал! Согласен на два пальца на ноге!.. – он выпалил это и тяжело выдохнул. Охранники подкатили специальный аппарат к игроку. Приказали ему снять ботинок с любой ноги и поднять её на поднос с аппаратом. Он решил пожертвовать пальцами левой ноги. Два средних пальца после большого были вставлены в две дырки вертикально стоящей металлической пластины. Ногу пришлось держать одному из охранников, чтобы игрок не вздумал вырвать её до того, как нож с огромной силой и скоростью опустится на два пальца. Игрок зажмурил глаза и сжал кулаки.
– давайте! – процедил он сквозь зубы.
Охранник спустил руками нож, держа его за рукоятку. Парень испустил душераздирающий вопль ещё до того, как нож был опущен, предчувствуя скорейшую боль. Кровь брызгами разлетелась по палачу, столу, стулу и ковру. Среди толпы зрителей стали блуждать полушёпотом оживлённые голоса. На полу лежали два пальца, отрубленных у фаланги, а не у основания. Игроки за пятиугольным столом затаили дыхание. Мне было страшно смотреть на то, как ногу этого парня вынимают из механизма. Кровь залила его полностью. Меня чуть не стошнило. На этих мясных обрубках были видны косточки. Игроку обработали пальцы (или то, что от них осталось) и наложили бинты. Он снова сел за стол, но уже как-то мертво, будто бы безразлично к своей дальнейшей судьбе.
– ну что, – объявил в микрофон Комаринский, обращаясь к зрителям словно стендапер. – надеюсь, этот парень с детства мечтал стать черепашкой ниндзя… если это так, то… его мечта исполнена!
Среди толпы послышался безудержный хохот.
– а мы продолжаем игру! – и с этими словами Комаринский обернулся к столу. Игроки встретили его холодным и враждебным взглядом, полным недоумения. Но сказать мы что-либо не осмеливались. Каждый из нас будто бы лишился языка. Да и сил говорить не было, усталость одолела нас практически сразу. Комаринский стал крутить диск. Голова звезды остановилась на Шмыгине. Тот поразил меня своей невозмутимостью: он преспокойно, без колебаний положил правую руку в карман на диске и, немного помедлив, вынул оттуда револьвер. Он по какой-то неведомой мне причине действовал как-то неестественно быстро для человека, от выбора которого зависит его жизнь. Он провёл какой-то глупый и бессмысленный обряд: посмотрел в дуло револьвера, подул туда, покрестился и покрестил револьвер. Зрители стали хохотать. Но смех их быстро прекратился, когда Шмыгин приставил дуло к виску.
– с Богом. – сказал тот и спустил курок. Выстрела не последовало. Он демонстративно вытер пот со лба своими широкими рукавами и вложил правой же рукой револьвер обратно в карман на столе, опять задержав там на несколько секунд руку.
