Отец-настоятель вышел из кельи сына. А тот уставился на лежащее в ладони скромное украшение. И больше всего Агора поразило не то, что подобные медальоны некогда принадлежали великим монахам, а то, что отец не забрал его себе.
Агор немного подумал, а потом, вместо того, чтобы вернуть артефакт в тайник, накинул цепочку на шею, тщательно спрятал медальон под одеждой.
Отец-настоятель ждал его в кабинете. В отличие от простых монахов, обитавших в огромных залах, рассчитанных на двадцать человек, и даже от Агора, который жил один в крошечной каменной клетушке, отца-настоятель обитал в самых настоящих покоях из двух комнат. В спальне стояла огромная кровать и тяжелый деревянный сундук с вещами. А в кабинете располагался, занимая большую его часть, огромный, массивный стол из удивительно твердого черного дерева.
Когда Агор был маленьким, он однажды попробовал поцарапать поверхность украденным из трапезной ножом. Нож, с легкостью разрезавший мелкие кости, не оставлял ни единой царапины на красивой фактурной древесине. Отец говорил, что этот стол — самая большая ценность монастыря, и Агор ему верил. Дерево тверже железа не может не быть ценным.
- Садись, - кивнул отец, указывая сыну на грубо сколоченный табурет, как две капли воды похожий на тот, на котором сидел сам. И повторил, словно продолжая разговор, начатый в келье Агора, - скоро постриг. Ты хорошо постарался, сын мой, и изучил все Книги отцов-настоятелей. Но этого недостаточно. Чтобы тебе позволили подняться на ступень выше меня, ты должен удивить Поместный Собор знаниями. Не спрашивай чего мне это стоило, кого мне пришлось униженно просить о милости, и чем я должен заплатить за эту поблажку, но мне удалось получить одну из Книг Святой Инквизиции. У тебя есть всего три дня, чтобы изучить молитвы. Поэтому я освобождаю тебя от встречи Божественного Светила. Прямо сейчас ты сядешь и будешь зубрить все эти дни, не отвлекаясь ни на что. Выносить Книгу нельзя, это слишком рискованно, поэтому учиться придется здесь. Ты понял? - Агор качнул головой, соглашаясь с отцом-настоятелем. Тот скупо улыбнулся, - не подведи меня, сын. Я очень надеюсь на твое усердие. Иначе моя жертва будет напрасной...
Агор снова кивнул. Говорить он не мог. Известие об освобождении от утренних молитв ошеломило его. Это противоречило всей картине мира молодого монаха и отозвалось чем-то неприятным в душе. Ни болезнь, ни старость не были поводом для пропуска утренней молитвы, но желание отца продвинуть сына по службе оказалось достаточным.
- Зажги свечу, сын, - отец-настоятель поднялся. - Книгу надо читать в темноте.
Пока Агор, по привычке шлепая губами, разжег огонь, отец-настоятель подошел к окну. В отличие от всего остального монастыря оно было закрыто от внешнего мира прозрачным, как слеза стеклом, удерживающим тепло внутри.
Настоятель резким рывком задернул тяжелые, плотные шторы. В кабинете стало темно, и крошечный огонек на кончике фитиля освещал небольшой круг рядом с подсвечником.
Отец достал из ящика стола Книгу, бережно обернутую в мягкую белую кожу, и протянул мальчишке.
- Держи...
Сын с трепетом принял тяжелый сверток, положил на стол и осторожно развернул. Книга выглядела еще старше, чем все виденные им раньше. Она была украшена теперь уже знакомым сочетанием темного серебра и старой, пожелтевшей от времени кости...
Вот почему отец не забрал медальон!
